— Нам нельзя, — жалобно бормочет Энджи, я прикусываю ее шею, зализывая рану горячим языком.
— Кто сказал? — ухмыляюсь, сжимая в ладони отяжелевшую красивую грудь. Отпускаю, тут же сжимаю вторую, поочерёдно растираю соски, толкаясь вздувшейся эрекцией в голую задницу. — Нам можно все. Я разрешаю, Пикси. Хочешь кончить по-настоящему? Или вернуть тебя к твоим прыщавым друзьям? Кому первому ты бы дала трахнуть свою мокрую дырку? Или она мокрая только для меня?
— Боже, заткнись, — по ее телу проходит дрожь, колени разъезжаются шире, предоставляя полный доступ. Между ног она тоже безупречная, гладкая, идеальная и восхитительно блестящая от выступивших соков. Никем нетронутая и дико голодная. Сегодня она получит дозу долгожданного кайфа.
— Сколько раз ты представляла, как я тебя трахаю, Пикси? — хриплю я в ухо задыхающейся от похоти Анджелины.
— Много, — честный ответ вызывает у меня короткий прилив нежности. Наклонявшись ниже, я целую ее в уголок рта, повернув (. Повернув) голову, она пытается поймать мои губы. — Очень много, — шепчет Энджи, обводя язычком нижнюю. Прикусывает и тянет, вступая в игру. — Постоянно об этом думаю.
О да, дочь шейха умеет отрываться по полной. С ней будет по-настоящему жарко.
— Хочешь смотреть? — глухо спрашиваю, уклонившись от поцелуя. Она вряд ли осмысливает вопрос, но все равно кивает. Послушная кошечка. — Заправь подол юбки за пояс, — приказываю, почти касаясь мочки ее уха. Пикси без колебаний исполняет, освобождая нам обоим обзор на мои развратные действия и горячую реакцию пока еще девственной плоти на каждое прикосновение моих пальцев, нагло исследующих мокрые складочки.
— Нравится? — шёпотом задаю вопрос, продолжая ритмично надавливать на чувствительный комочек, размазывая обильную влагу по налившимся лепесткам. — Отвечай! — сдавив камушек соска, я одновременно хлопаю верхней частью ладони по клитору, заставляя Энджи взвизгнуть от неожиданности и возбуждения. В следующую секунду мой жадный рот вновь на ее шее, язык ласкает бешено бьющуюся артерию.
— Дааа, — протяжно выстанывает Пикси, пока я кружащими движениями поглаживаю влажный узкий вход. Слегка сдвинув упругие ягодицы в сторону, обхватываю ее запястье, требовательно прикладывая к лопающейся ширинке.
— Расстегни!
— Коулман…, — смущенное бормотание, неловкие попытки справиться с ремнем и пуговицей. Вернувшись к клитору, надавливаю именно в том темпе, который требуется для полного отказа рассудка.