Никита делает вид, что понимает, и кивает.
- Да вспомни же ты! – она хватает Никиту за руку. – Огромный дом, огроменные комнаты! Ты еще скатывался по периллам вниз, так как особняк двухэтажный!
Девушка хватается за голову, будто у нее мигрень.
- В этой чертовой тупой голове так много мыслей… мне сложно сконцентрироваться…
Никита тяжело дышит. Он даже не представляет, опасна ли эта девушка, и не знает, как себя вести. Лишь теперь он вдруг понимает, что в психиатрии он – полный ноль. Хорошо, что не пошел учиться в резидентуру и остался обычным терапевтом.
- Слушай, - тихо говорит он, - давай мы пойдем ко мне в амбулаторию и поговорим там, ладно? В моем кабинете. Здесь, на улице… мне не комфортно.
Он говорит чистую правду. Его напрягает, что некоторые из его пациентов смотрят на спектакль из своих дворов.
- Как скажешь, - она разводит руками. – Один хрен, ты мне не веришь.
И тут все прекращается.
Арина тут же сутулится, уводит взгляд к земле и начинает теребить одежду.
- Я сейчас была очень странной? – спрашивает она, и вмиг становится девушкой, от которой он не мог отвести взгляд.
- Э… да, немного…
Никита снова не знает, что делать.
- Слушай, пошли ко мне в амбулаторию? Там поговорим без лишних… глаз, - он произносит это очень тихо. – И там, в моем кабинете, ты мне все по порядку расскажешь, ладно?
- Ладно, - безропотно соглашается Арина и идет следом. – Но это была не я сейчас. Ты говорил с Олимпиадой.
Никита тяжело вздыхает.
***
Олимпиада выключает горячую воду, берет полотенце, вытирается и обматывается им, так как знает, что Давид сидит в ее комнате. Наверняка на ее кровати.
И оказывается права.
Уже чистенький (тоже принял душ), с мокрыми волосами он восседает на ее постели.
- Это моя кровать.
- Когда ты заснула на моей… я против не был.
- Зато я против, - она пересекает комнату и садится на пуфик у туалетного столика, начинает расчесывать волосы.
Давид за этим всем наблюдает.
- Скажи, куколка, - он задумчиво смотрит в потолок, - думаешь, отец может быть жив? Мог он выжить… после всего того, что мы…
- Если он выжил, - тихо говорит Олимпиада, глядя на Давида через зеркальное отражение, - то мы в большой опасности.