Вот и сегодня он проснулся в своей съемной квартире, лежа в
постели одетым. Башка с похмелья трещала, мучил страшный сушняк.
Телефон трезвонил, вызывая бешенство своей назойливой трелью, а в
его ушах, почему-то периодически повторялось одно и тоже
словосочетание, отдаленно напоминающее детский стишок-бессмыслицу
или скороговорку: «Если ты без бобра добр, (затем следовал странный
двойной щелчок) значит сам ты в душе бобр!». После чего шел
нарастающий свист, и фраза повторялась в сто-первый раз. Эта
строчка как зацикленная рифма крутилась в его голове и Серега от
безысходности, обреченно и неожиданно для самого себя, решил
проорать во всё горло странную скороговорку, заткнув уши ладонями.
Но язык повиновался ему с трудом, поэтому текст прозвучал невнятно,
хотя и похоже:
— Если ты без борды борд! Чи-ик, чпок! — щелкнул он залихватски
языком и закончил фразу на эмоциональном подъеме: — Знать в душе ты
бобра бобр! Фью-ють!
Титов ожидал чего угодно, но только не того, что телефон
замолчит, головная боль и сушняк пропадут, а в ушах появится
настоящая тишина.
— А-ааа! — застонал он от неземного кайфа, роняя голову на
подушку, словно после продолжительного оргазма и закрывая глаза.
Его кровать почему-то оказалась необычайно мягкой и какой-то даже
воздушной.
— Ка-айф! — вновь простонал он, пытаясь нащупать одеяло, но его
руки скользили по упругой и немного пружинистой поверхности, не
находя искомого предмета. — Наконец-то блаженство! — произнес он,
вспоминая, что за простыни он стелил на кровать? Его руки
совершенно точно касались гладкой поверхности, но Титов прекрасно
знал, что шёлкового белья у него отродясь не было. Поэтому он вновь
открыл глаза и приподнявшись на локтях, попытался рассмотреть на
чём это он лежит.
— Не фейхуа себе! — неожиданно выругался он, увидев небывалое
для себя зрелище. Тело его висело в воздухе над кроватью на высоте
примерно в метр. Он видел под собой скомканную серую простыню.
Упавшее на пол одеяло и мятую подушку, засунутую в щель между
спинкой кровати и матрасом. На прикроватной тумбочке стояла пустая
бутылка из-под коньяка, соседствуя с недопитой пивной «сестричкой».
Возле них виднелась тарелка с засохшими кусочками нарезанного
лимона и обломанной плиткой шоколада. На полу возле койки валялись
грязные ботинки и его синий пуховик. Переведя взгляд дальше, он
увидел, что одна из оконных штор оборвалась, еле держась на
гардине, а вторая была засунута за батарею. Настенный телевизор
показывал какую-то музыкальную программу, но значок перечеркнутого
динамика подсказывал, что Серега сам выключил звук. «Видимо я пел
по пьяни» — пришла в его голову здравая мысль.