Она просто не хотела ничего слышать.
Ее не волновало приближение вражеского флота. Несколько месяцев
ядерной зимы, – холод, отчаяние, нечеловеческое напряжение борьбы,
лишения, которые трудно вообразить, – все это должно наконец-то
закончиться здесь и сейчас, среди зелени живых растений, ибо ни на
что другое уже не осталось сил.
Андроид начал что-то декламировать,
но Велехов его не слышал. Он неотрывно смотрел в глаза своей
ровесницы, где таилось тщательно скрываемое безумие.
Лейтенант все же преодолел секундное
наваждение, сделал шаг, твердо намереваясь вывести их отсюда, когда
первые попадания настигли «Европу». Переборки дрогнули,
конвульсивная волна разрушений прокатилась по отсекам, гулко взвыли
сигналы тревоги.
– Надо уходить! Живее!.. – выкрикнул
он, но над головой что-то лопнуло, заглушив окончание фразы. Со
всех сторон неожиданно хлынула мутная вода.
Последним его ощущением стал ледяной
холод…
…
– Да, Анри, я вижу. Это стойкое
травматическое воспоминание. Оно блокирует все остальные
нейрограммы. Введи-ка ему успокоительное…
…
Незнакомый голос достиг сознания,
прорываясь сквозь плотную завесу тьмы…
Он хотел закричать, но не смог.
Его сознание то прояснялось, то
меркло, как робкое пламя свечи на ветру.
…
– Очень удачно, что ты доставил
их всех. Теперь мы знаем, как прочно образ этой беженки закреплен в
рассудке Велехова. Вот увидишь, им будет легко манипулировать с
помощью такого рычага воздействия…
…
Голос постепенно отдалялся,
становился тише и призрачнее, пока тьма снова не окутала угасающий
рассудок Дениса.
* * *
В отличие от Велехова, Даша приходила
в себя долго и мучительно.
Крупная дрожь сотрясала ее. Капли
ледяного пота выступили на лбу, щекотливо сбегали по бледной
коже.
В сознании Даши Кречетовой хватало
собственных призраков, и сейчас там не нашлось места для молодого
лейтенанта, которого она видела за секунду до гибели. Тщательно
спрятанные образы вырвались из потаенных глубин памяти, и, не желая
упускать шанс, теснились в пробудившемся рассудке.
Приступая к процессу реанимации, Анри
Бейкер не подозревал насколько глубоко может быть травмировано
сознание обычного человека.
Ее мысли, отраженные на контрольных
дисплеях, напоминали бесконечный спуск в преисподнюю.
Девушка страдала глубокой цифровой
зависимостью, порожденной длительным нейросе́нсорным контактом с
кибернетическими системами, что, кстати, не редкость в современном
мире, но ее психологическая травма не имела ничего общего с
индустрией развлечений, – взгляд на экраны, где шла расшифровка
нейрограмм, вызывал невольную оторопь.