Мой тулуп был велик даже мне. Женщина, прижав к себе грудничка, завернулась в него, как в широкое одеяло. Под полами устроились старшенькие, положив головы матери на колени. Скоро всё семейство задремало.
- Дурак, - глядя на меня, процедил солдат, которому выпал жребий охранять нас, - помрёшь от своей жалости.
Отвечать ему не стал, отвернулся к телеге и попытался хоть немного поспать. За ночь сомкнуть глаз так и не удалось. Слишком тревожно было на душе, а холод донимал с каждым часом всё сильнее.
Под утро, вконец окоченев, я поднялся и принялся разминаться, чтобы разогнать кровь и хоть немного согреться.
- Чего ты тут пляшешь? - приблизился ко мне хмурый вояка.
- Греюсь, - ответил я, зубы отстукивали дробь, тело стало непослушным.
Нюся, открыв глаза, встрепенулась, подняла детей, забрала свой тулупчик и протянула мне мой.
- Возьми, мы согретые, сам не помёрзни.
Теперь уж и я отказываться не стал, покрепчавший мороз знобил тело, казалось, добрался даже до позвоночника.
Проснулись остальные под окрики солдат, и снова потянулась дорога. Устин раздал нам по два сухаря, все понимали, скудный провиант, доставшийся чудом, надо растянуть до города. Даже дети не просили добавки, шли обсасывая и понемногу обкусывая свои крошки, растягивая удовольствие. Собирали по обочинам слежавшийся снег, хотелось пить. Женщины отдавали его детям. Конвойные закрыли на это глаза, понимая, что по-другому мы до города просто не дойдём.
На третий день показались предместья, завидев солдат, люди прятались по домам, осторожно наблюдая за нами из окон.
Мы прошли мимо окраинных изб, вышли на широкую улицу, что вела, как я понял, к городской тюрьме. Народ глазел на нас, замолкая при нашем появлении, женщины потихоньку крестились, мужики хмурились, понимая, что завтра может дойти очередь и до них.
Наш путь пролегал мимо небольших торговых рядов, когда где-то сбоку раздался крик:
- Утоп! Мальчонка утоп!
Народ заволновался, зашумел, солдаты замедлили шаг. К нам, почти под копыта лошадей, выскочил мужик, на руках у него был мальчик лет десяти, с его одежды текла вода, губы посинели.
- Утоп! - орал он как заполошенный.
Я подошёл ближе, на меня уставилось дуло ружья.
- Погоди, я смогу помочь, - спокойно сказал солдату, тот заколебался, поднял глаза на командира. Увидев короткий кивок, опустил ружьё.