В деревне встают рано, зайдя во двор, застал на крылечке отца, тот смолил папироску, босиком в одних штанах, накинув на голое тело старый ватник.
- Где тебя спозаранку носит? - он сплюнул табак, попавший в рот, и снова затянулся, выпуская клубы сизого дыма.
- Прогуляться решил, тело затекло от лежания, не могу больше.
Странное чувство, вот вроде и знаю их всех, а всё одно - чужие. Смогу ли прижиться или придётся уйти, искать своё счастье? Да как уйдёшь? Отец старый, Дашка одна с ребятишками пропадёт. Жалко их.
Вздохнув, присел рядышком со стариком. В доме послышался шум, показалась Дарья с ведром и полотенцем на плече, на голове платок, обута в старые калоши.
- И не спится тебе, - потрепала она меня по волосам, проходя мимо.
- Хватит, наспался, - отмахнулся я.
Надо бы спросить у отца, чем теперь заняться? Последние воспоминания этого Егора были мутными, словно смазанными, чует моё сердце, со здоровьем у него тоже не всё ладно.
- Сегодня дома останься, - отец поднялся, выбросил окурок, - маленько в себя приди. Завтра косить пойдём, пора.
Даже спрашивать не пришлось, - обрадовался я. А денёк дома мне на пользу пойдёт, хоть пообвыкнусь с обстановкой.
Я молча кивнул, прикидывая, что делать. В хозяйстве работы полно всегда, знать бы ещё, за что взяться.
Из окна выглянула Танюшка:
- Папка, завтракать иди.
На кухне было шумно, дочка гремела ухватом, доставая из печи чугунок с кашей, Стёпка резал хлеб большими ломтями, дед, одевшись, уселся за стол.
- Чего стоишь столбом? - обернулся он ко мне. - Идём ужо.
Примостился рядом с ним, Танюшка подала тарелки с кашей, томлённой с вечера в печи, душистой такой, что изба в момент пропахла ароматами распаренной в молоке крупы и масла.
Зачерпнул ложкой, отправил в рот и чуть не проглотил вместе с языком. Вкусно! Ни разу в жизни мне не доводилось есть такого. Каша таяла во рту, оставляя удивительное послевкусие топлёного молока. Споро заработал ложкой, казалось, и наестся ей невозможно.