Пару раз Ванька прогулялся этак, выбирая спросить дорогу у тех,
кто хотя бы не рявкнет сразу в ответ, не пошлёт по матушке,
озлобленный на то, что он – сволочь, статский, и жизнью своей,
шкура этакая, не рискует ежедневно! Сидит тут, сволота, а не под
пулями… жирует!
Но если и отвечают, то порой так путано, что лучше бы и нет…
« - Во-он по той балочке до ручейка под деревцем! Да не под тем,
которое кривое, а под другим! А потом, стал быть, наверх, и до
пскопского ополчения, а оттуда, если краем левого глаза на полдень
смотреть, то правым, аккурат, и увидишь, чево тебе надобно»
Как в такой мешанине ориентируются сами солдаты, он не знает, но
подозревает, что ровным счётом никак! Самые бойкие и смышленые,
быть может, и способны разобраться, а остальные, заучив два-три
маршрута, стараются с них не сворачивать.
В крайнем случае, заблудившись, спрашивают не дорогу, а называют
полк, да имя командира, в надежде, что направят, доведут…
Свернув очередной раз, он вскоре вышел по тропке к краю не то
оврага, не то балки, заканчивающейся небольшой, поеденной козами
каменистой площадкой, и собственно оврагом. Уже понимая, что снова
заплутал, подошёл-таки к краю, поглядев вниз с вялым любопытством и
не увидев решительно ничего интересного, если только не считать за
таковое немалое количество скотских костей, среди которых
преобладают рогатые черепа.
- Чёрт… - досадливо ругнулся он то ли на свою память, то ли на
бомбардировки и на оставшихся здесь жителей, которые, совокупными
усилиями, изменяют порой рельеф местности в считанные дни.
Возвращаясь назад и судорожно морща память, Ванька, очевидно,
снова свернул куда-то не туда, наткнувшись не на натоптанную тропу,
а на дохлую лошадь, окалившуюся на него обглоданными,
окровавленными рёбрами, вывалившую на каменистую землю требуху,
далеко растянутую по каменистой земле.
… и местных жителей, прыснувших при его приближении в жидкие
кусты.
Убедившись, впрочем, что худосочный Ванька очевидно не
представляет опасности, уже через несколько секунд из кустов вышел
невысокий, худой, как палка, старик, держащийся с очевидной военной
выправкой, наряженный в перешитый английский мундир, длинной едва
ли не до колен, а за ним, чуть поотстав, мальчишка лет восьми,
решительно не похожий на старика.
- Вишь, как оно обернулось, - сурово сказал старик, и, глянув
внушительно на Ваньку, снова приступил к разделке лошади,
попахивающей не то чтобы очень уж крепко, но вполне явственно.
Пыряло, переточенное, кажется, из артиллерийского тесака, старикан
держит уверенно, со знанием дела, и как бы давая понять, что так-то
он ещё ого-го, и конкурентов, претендующих на дохлую лошадь, ни в
коем разе не потерпит!