– Ни на минуту нельзя оставить! – жалуется классный руководитель, когда мы заходим в кабинет, и она прикрывает за собой дверь. – И ведь родители – приличные люди!
Вздыхаю про себя: судить о ребёнке только потому, какой статус имеют родители никогда не стоит.
– Евгения Александровна приходила? – спрашивает меня коллега.
На секунду зависаю, не понимая о ком идёт речь, но потом вспоминаю, что так зовут маму Филиппа и жену Кости.
– Нет…
– Я так и знала! – восклицает Ольга Васильевна, на давая мне договорить.
– Приходил Константин Владимирович, – всё-таки проясняю момент, но о том, что мы ни словом не обмолвились про мальчика, приходится промолчать.
– Легендарный папа Филиппа Лебедева снизошёл до нашей школы? – идеальные брови коллеги взлетают вверх.
– Легендарный? – переспрашиваю я, немного не понимая, чем же так прославился бывший муж.
– Извините, я забыла, что вы не в курсе… – Ольга Васильевна тушуется, вспомнив, что я недавно в их коллективе.
– Просветите меня, пожалуйста.
Классный руководитель 5-А молчит. Я знаю, что Ольга Васильевна не болтлива. О том, что Дарина – моя дочь, знает до сих пор только она и учитель начальных классов.
– У нас, – начинает говорить коллега, – давно ходят разговоры про Лебедева. Все о нём слышали, а видеть никто не видел, – осторожно подбирая слова, говорит коллега. – Вы первая.
«Ещё бы сто лет его не видела!»
– На собраниях родителей Филиппа тоже не бывает? – спрашиваю, чувствуя укол совести, потому что сама не была ни на одном собрании дочери.
– Нет. Евгения Александровна дала чётко понять, что она и её муж очень занятые люди. Их ребёнок одет, обут, а остальное уже наши проблемы. Её номер телефона указан, но она никогда не отвечает, поэтому мне приходится слать ей сообщения. А вот читает их она, или нет, я сказать не могу.
«Видимо, читает. Раз Лебедев явился в школу».
Звонок на урок прерывает наш разговор. Жду, когда в класс зайдут дети. Дарина даже не смотрит на меня. Маленькая партизанка! Зато Филипп часто хлопает своими длиннющими ресницами, косясь в мою сторону. Останавливаю на нём взгляд, и ребёнок замирает. Наклоняю голову, показывая, что я обязательно буду его проверять, и ребёнок вытягивается, становясь ещё выше. Большинство одноклассников не дотягивают до его роста. Опять мелькает мысль, что не одно сердце будет разбито, стоит им только повзрослеть, и я выхожу из кабинета.