– Она тебя шугается!
– Привыкнет.
– Амиль... Я точно могу вас оставить наедине?
Брат иронично вскидывает бровь.
– Думаешь, наброшусь при детях?
– Меня тревожит, что ты вообще такую мысль допускаешь. Она же не просто так тебя боится?
– Аля меня плохо знает, – пожимает он плечами, с вызовом задирая подбородок. – И сразу говорю: нет, я такой мысли не допускаю. Не в моём вкусе.
– Тогда зачем?..
– Так надо, – тихо вздыхает Амиль, обнимая меня. – Марьям, я тебе пять лет назад не задавал лишних вопросов. Просто делал, что братский долг велит. Вот и ты теперь не вмешивайся. Впервые о чём-то для себя прошу.
Этот разговор оставляет странный осадок на душе, мешая сосредоточиться на трескотне воодушевлённой предстоящим свиданием подруги. Я уже не питаю надежды на что-нибудь переключиться, как её обречённое «ох, в рот мне ноги...», при виде идущего нам навстречу Германа, сводит на нет все мои планы.
Впрочем, шеф никаких признаков узнавания не выказывает. Одинаково приветливо улыбается нам обеим, отмечая, что моё условие привести с собой такую же очаровательную подругу не иначе как подарок свыше.
На террасе многолюдно, пахнет выпечкой и ненавязчиво бренчит гитара. Вечер уютно играет тенями за многочисленными кадками с цветущими кустами. На деревянных столиках в высоких стаканах мерцают свечи и мне отчего-то становится тоскливо, хотя Ксюша осталась в надёжных руках, а Герман однозначно умеет поддержать непринуждённую беседу.
Однако вечер перестаёт быть томным, стоит мне вскользь упомянуть салон подруги.
– Это такое место, где приличных людей оболванивают? – закашливается он едва отпитым вином.
– Приличные люди не устраивают скандал на ровном месте, – вдруг резко огрызается Лина.
– А я всё думаю, кого ты мне напоминаешь, – с откровенной неприязнью тянет Герман. – Ровное место – это то, что осталось от моих волос после твоих горе мастеров. Порядок хоть навела в своей богадельне?
– Представляешь, сразу как только тебя выставила.
– Признай, наконец, что набрала в парикмахеры каких-то... газонокосильщиков!
– Ну знаешь... – Лина со стуком опускает вилку и тянет Германа на себя. За галстук! – Газон – это тот жидкий пучок волос, которым ты думал, что прикрываешь лысину. Нет бы спасибо сказать...
– За что благодарить? – свирепеет Герман, явно глубоко опечаленный потерей драгоценных прядок. – За непрофессионализм?!