Малыш пнул датчик, и я замерла. Часто после таких его пинков меня скрючивало от боли, и начиналась беготня с капельницами и инъекциями. Я провела ладонью по животу, успокаивая ребенка и успокаиваясь сама. Пока Джастиса не было рядом, я постоянно разговаривала с малышом, гладила живот… Выучила одну колыбельную и напевала ее в тишине. И мне казалось, ребенок меня слышит и успокаивается. Я будто старалась его примирить с обстоятельствами, что так вышло, убедить, что надо постараться еще чуть-чуть, и мы будем вместе…
— Как назовешь?
Вопрос, такой простой и естественный, вогнал меня в ступор. Я и не думала никогда об этом. Для меня это было почему-то непреодолимо сложно — дать ему имя. Будто я права не имею, не справлюсь с последствиями, не могу одна взять ответственность…
— Пока никак.
Я хотела сказать «не знаю». Но почему-то вырвалось именно это.
— Почему? — сузил Джастис глаза на монитор.
— Не знаю, не могу… — пожала плечами. — Не могу объяснить. Боюсь. Будто пока нет имени — нет и смерти… Я дура, да?
— Нет, — глянул он на меня. — Там, откуда родом твой ребенок, это обычно так и происходит. — И он с тяжелым вздохом вернулся к монитору. — Малышам не дают имена, пока те не окрепнут и не переживут первую зиму. Без имени смерть не заберет…
— Откуда ты знаешь? — тяжело задышала я.
— Слышал…
Я хотела было что-то еще спросить, но перед глазами уже полетели картины заснеженного мира, сердце сдавило тоской, и меня снова скрутило пополам от резкого спазма. Да такого, что в глазах потемнело.
Зря мы обсуждали, как собираемся обмануть смерть, наверное…
Это все, о чем я думала, когда коридор наполнился криками, а ощущение горячей струи между ног будто поставило жизнь на паузу. Потому что территория жизни на этом заканчивалась.
Свет коридорных ламп замелькал в глазах. Я слышала, как четко командует Джастис, чувствовала, как слаженно действуют вокруг меня врачи — инъекции, датчики, звон инструментов и вой приборов смешались в одно. А я онемела. Замерла, не в силах ни бороться, ни обещать себе, что справлюсь, ни думать о ребенке. Меня разом скрутило и выжало досуха. А еще тянуло куда-то… Туда, где по лицу хлещет морозный ветер с россыпью ледяных иголок, где воздух обдает легкие болью, не сдается теплу…
— Лали, не смей. — Щеку вдруг болезненно обожгло, а на лице заплясал жесткий собранный взгляд. Джастис обхватил подбородок и заставил смотреть ему в глаза: — Только попробуй не вернуться…