Вдоль дороги всюду красные знамёна. На домах развешаны плакаты,
написаны лозунги: всё больше о труде и красном октябре. Потом
прочитал длинную строку о скорой победе неведомого коммунизма над
проклятым капитализмом.
Людей на обочине совсем не видно. Сегодня была среда. Все
работали. Вся страна вкалывала — строила коммунизм, обгоняла
Америку.
— Приехали, — остановил машину доктор. — Ты завтра, а лучше
послезавтра на тренировку приходи. Думаю, что с тренером твоим я
вопрос решу положительно… Договорились?
Денис повертел головой. Машина стояла точно у подъезда блочной
девятиэтажки. Значит, ему сюда.
— Хорошо, — поблагодарил царевич и, приоткрыв дверь, сказал: —
Спасибо тебе, лекарь! Я запомнил твою доброту и заботу. Будет
время, сочтёмся. Завалуевы не приучены быть в долгу!
— Ага, сочтёмся ещё, — заулыбался Игорь Андреевич. — Всё,
беги-отсыпайся, месье Завалуев.
Денис хлопнул дверью.
«Жигулёнок» сразу тронулся и, покашливая, выехал со двора.
На лавочке у подъезда сидели бабушки. Все с увесистыми
палочками, словно с магическими посохами; все в тапочках, все
толстые, в платках и безразмерных халатах. Взгляды бабушек были,
как у дворцовых стражей. Мимо таких враг не пройдёт. Точно не
пройдёт!
— Здравия желая, служивые! Охраняем мой каменный замок? — бодро
поприветствовал старушек Денис.
— Ах ты ж зараза!
— Сучонок!
— Ну и молодёжь пошла…
— Ты ж Завалуево семя!
— Я б тебе этой палкой по жопе!
— Срамота!
— Кабель!
— А вот и проститутка его идёт! — кряхтела одна из бабуль, явно
намериваясь подняться, возможно, для того, чтобы открыть принцу
крови и его дворовой шмаре дверь в святая святых, в подъезд номер
три, четырнадцатого дома, по улице Ленина.
Проститутка неожиданно схватила за руку царевича и потянула к
двери.
— Сами вы… — огрызнулась она. — А ты чего встал? Топай за мной,
Марадона недоделанный!
Денис послушно следовал за девушкой, которой было лет
семнадцать. Она была стройная. Лицо у неё красивое. В руке девушка
тащила плетёную сумку-авоську, полную продуктов.
Она вызвала лифт.
Кнопки в лифте были обгорелые. Стены замалёваны краской. Свет
падал сверху неяркий. Запашок внутри стоял туалетный, зато девичья
грудь вздымалась так яростно, так горячо, что запахи не имели
значения, а тусклая лампочка, лишь придавала очарования.
— Выходи уже! Наша станция! — выталкивала Дениса из лифта
девушка.