- Так невеста твоя и правда учёная? –
спросил Тихослав. Увидел, что не держит зла Велизар за то, что
кузнец шваб-ры продавать стал.
- Учёная, - согласился Велизар. – Да
ты без позволения моего к ней не ходи. И сама она к тебе не явится.
Не невеста она мне, а прислужка. Знаешь же, что и бес мне
служит…
- Так и девка твоя – нечисть?
Кикимора али русалка? – испугался кузнец.
- Не нечисть. Проклятие на ней. Вот и
живёт при мне. Как прознаю о проклятии, так и станешь о чудесах её
спрашивать.
Я была в отчаянии. Все мои планы и надежды рушились о
непроницаемую магическую стену, окружавшую двор, и об упорство
ведьмака. Столько пользы могла принести этому миру, а меня заперли
в избе, выделив для прогулки несколько соток необработанной земли.
Чувствовала я себя не птичкой в золотой клетке, а одной из кур,
гуляющих по окруженному плетнем забору и ковыряющих ногами в земле
в ожидании нескольких горстей зерна хозяина. Отличало меня от кур
только то, что они точно пойдут на суп или на жаркое, а моя судьба
была покрыта мраком неизвестности.
Конечно, сдаваться я не собиралась. Чугунок и сковорода стали
моим наваждением. В порыве отчаяния думала о том, что можно кинуть
в печь велизаров меч. Я будто наяву видела, как он превращается в
хромовую кастрюльку со съемной ручкой. И я всему миру объявляю, что
из оружия ведьмаков получается неплохая посуда.
Останавливало меня от подобного вандализма осознание, что так
это не работает. В обычной печи жара для плавки металла не хватит.
А если без спросу возьмусь переработать меч ведьмака в кастрюлю, то
это будет последнее, что я сделаю в своей жизни.
Я вернулась в избу и легла на лавку, свесив одну ногу.
Уставилась в потолок, но моего друга-паука возле балки давно не
было. Куда он ушел после того, как его прогнал домовой? Устроил
свою паутину в каком-нибудь сарае или совсем покинул
негостеприимный двор? В отличие от меня, паук был свободен в выборе
пути. И я как никогда завидовала этой букашке.
У меня путь был один: всеми силами пытаться склонить Велизара на
свою сторону. Однако после женской свободы в моём мире и
возможностях жить и делать всё так, как сама себе обеспечишь,
зависеть от милости мужчины было едва ли не сложнее, чем обойтись
без элементарных удобств. Примириться с этой мыслью было непросто.
Я тяжело вздохнула. А Анчутка, что возился у стола с обедом, будто
подтверждая мои мысли, сказал: