Зайцы-то мои рады и мясу, а я бы уже и хлеба поел. Бывает же
ячменный хлеб? Вроде им даже в Древнем Риме гладиаторов
кормили?
Остановился у дороги — надо было передохнуть чутка перед входом
в город. Уселся. И Мавик тут же плюхнулся рядом. Ткнулся в меня
мордой: чеши, мол, меня.
Что-то неладное было и с этой горячей волчьей любовью. Может,
Бурка сумел что-то приказать прирученным волкам? Не замечал я
телячьих нежностей до его ухода.
Но Мавик, волк ростом с телёнка, всё бодал меня лобастой
головой, не желая прекращать чесание. Мда… И в самом деле — телячьи
нежности.
В город я вошёл с полной головой планов и в твёрдой уверенности,
что займусь делами. Найду караванщика Сакала. Найду Куша (Некёра) —
волка, которого спас. Расспрошу про Белую гору. Поставлю
охотникам-волкам новые разведзадачи.
Но дорога была длинная, в животе урчало, и я остановился у
первой же юрты-чайханы, откуда пахло варёным мясом, и доносились
весёлые голоса.
— О, да это же Незур! — раздалось, как только я шагнул
внутрь.
(Мавика оставил снаружи, горшки тоже — фиг кто к такому сторожу
сунется.)
Внутри было полутемно, и нужно было ждать, пока глаза привыкнут.
А вот на меня пялились безо всякого стеснения. И уже накладывали в
глиняную миску мясо и совали бурдючок с аракой.
Я пригубил и тут же вернул хмельной напиток.
Из бурдючка очень легко не пить, а только изображать, что пьёшь.
Это не пивная кружка, её перевернуть не попросят.
Но один глоток я себе позволил с дороги. И плюхнулся на
подстилку из вытертой шкуры марала.
Юрта была бедней-бедного — войлока не положили даже на почётном
месте у очага.
Однако маралятина оказалась свежей. Это было хорошим знаком.
Значит, охотники-волки ведут здесь свой маленький бизнес, и я сумею
найти Куша или его родню.
— Пей, воин! — в руки мне опять сунули бурдючок. — Я угощаю!
Второго глотка я делать не стал — только изобразил: побулькал,
крякнул.
Тут же посыпались вопросы.
— Чего там, на караванной тропе, Незур? Спокойно? Говорят, вчера
дикари напали на городскую стражу, усиленную найманами? Изрубили
наших, как бараний курдюк, вместе с пленниками! Может, видал на
дороге следы?
— Да постой ты! Пусть про себя расскажет? Не одичал с этим
дикарём Йордом? Жрать, поди, нечего?
О, как. Йорд почему-то дикарь? И ведь напрямую не спросишь…
— Одичал, — поддакнул я, громко чавкая.