Как вдруг я увидел горящие жёлтым
огнём глаза. Как раз в этот момент в центре арене начали
раздаваться крики и рык. Хищники начинали играть с добычей,
вытягивая слабых. На меня же переключился один из слабейших
монстров, которых боялся вступать в прямой бой и скорее был
падальщиком. Впрочем, ему хватило наглости и восприятия, чтобы
заметить меня, отбившегося от стаи. В этот момент он решил, что с
одним-то рабом точно справиться.
Медленно он подбирался ко мне,
смотря только в глаза. Всё выше вздымалась его шипастая холка, по
габаритам своим монстр напоминал волка, только раза в полтора
больше. Весил наверное где-то килограмм шестьдесят, может больше,
всё же вместо шкуры у него была броня из хитиновых пластин толщиной
в два пальца.
Я же начал медленно подниматься в
полный рост, становясь выше монстра и сжимая за своей спиной
подобранный каменный обломок. Но вот без каких-либо звуков монстр
резко сорвался в прыжке, лапы его устремились вперёд и сверкнули в
тусклом освещении покрытые кровью когти, чтобы разорвать мою грудь,
а затем, когда я упаду уже клыки вонзятся в шею. Так должно было
быть, но у меня имелись свои планы.
Прикрыв шею выставленным локтем, я
вынудил хищника сомкнуть клыки на руке, а вместе с тем первый же
удар моего обломка выбил глаз твари, под хруст его хитиновых
пластин, которые на морде были куда меньше и крайне хрупкими. А
затем я хоть и упал, но продолжил бить с неистовой яростью
обломком, под хруст уже черепа.
– Как забавно... этот хищник
выглядел так грозно, но он проиграл человеку с камнем... – хмыкнул
Мордред, когда я уже начал вставать подниматься на ноги.
Пасть всё ещё была сомкнута на моей
руке и с диким рыком я начал локтем вниз, а пальцами правой руки
начал тянуть верхнюю челюсть вверх. Мышцы у монстра после смерти
свело настолько, что хватка казалась мертвенной. Поэтому изменив
тактику, я под собственный рык начал давить локтем вверх,
согнувшись, дабы упереться коленом в кривую челюсть.
И под всей моей силой раздался хруст
и челюсть твари просто сломалась, после чего с всплеском
собственной крови я высвободил разорванную и изуродованную руку.
Как на груди моей были глубокие раны, сквозь которые виднелись
рёбра. Но такие мелочи меня не волновали, как и постепенно моя душа
перестраивала всё это тело, делая его крепче. Астартес хоть и не
стану, но проживу явно подольше других.