Виктор
Когда мы доехали до дома моей матери, день уже клонился к закату. И нигде же не задерживались, а столько времени потратили. Так и вся жизнь проходит, не успеешь глазом моргнуть.
Весь наш путь Алена предпочитала молчать. Она, должно быть, не хотела меня отвлекать от дороги или не считала нужным лезть с разговорами в такой момент. Каковыми бы ни были причины того, что она сидела тихонько, как мышка, я был ей благодарен за это. И мысленно ко всем плюсам своей домработницы добавил еще один.
Я включил спокойную музыку и оставил ее растекаться по салону авто негромкой звуковой волной. Отчего в скором времени Алена задремала. А я, как полоумный, все время бросал на нее взгляды. Она так красива! А когда ее лицо расслабленно, а реснички трепещут, отбрасывая тени на щеки, она казалась мне еще привлекательней.
И я поймал себя на мысли, что, несмотря на переживания о здоровье матери, был совершенно спокоен. Женщина, которая согласилась сопроводить меня в родительский дом, была как островок безмятежности в бушующем океане проблем и забот. Рядом с ней я ощущал абсолютную уверенность в том, что что бы ни случилось, мне все по плечу. И что самое удивительное, что ей для этого совершенно ничего не требовалось делать, просто находиться рядом.
Когда мы наконец достигли поселка, Алена вздрогнула и проснулась. Заморгала, заозиралась по сторонам, чем вызвала у меня улыбку. Так бы и съел ее. Но сейчас для этого было неподходящее время.
Остановившись у ворот во двор, я велел Алене оставаться в машине, а сам пошел открывать. Оказавшись во дворе, мы вышли. Алена с интересом осматривала все вокруг: и большой дом, стену которого обвил дикий виноград, и просторный гараж на четыре автомобиля, встретивший нас хмурым видом. И сарай, рядом с которым имелся небольшой вольер с курами. Моя семья никогда не была зажиточной, и я не родился с золотой ложкой во рту. Все, что мы имеем сейчас, — это результат наших собственных трудов, и я этим гордился. Жаль, что не все из тех, кого я любил, смогли увидеть окончание строительства этого огромного дома.
Ирина показалась на крыльце. Я не стал звонить ей и говорить, что мы подъезжаем. Иначе бы она бросилась открывать мне ворота, как уже случалось раньше, отчего я чувствовал себя неуютно. Она тут не прислуга, а дорогой мне человек. Это я должен заботиться об этой женщине, выполняя роль сильного, а не наоборот. Ей ходить больно, а она бы побежала мне навстречу, забыв о рекомендациях врача не перегружать ногу, чего я допустить не мог.