На что эта наглая псина, прекратив
перемалывать кость, подняла голову, взглянула на меня, и тягостно
вздохнув, вернулась к трапезе.
— Да пошли вы, — складываю руки на
груди, с недовольной миной на морде лица.
— Раф! — возмутилась Лапка, намекая,
что пока не доест, никуда не пойдёт.
— Тунгу-у-ус!
— Отстань!
— Ну, Тунгу-у-ус!
— Купил баллончик с краской и
закрасил толстым слоем, эмблему бандитскую.
— Не угадал! — Ванька радостно
потирает руки. — Купил болгарку, снял всю краску, а потом покрасил.
Получилось кустарно. Но это умнее, чем просто закрашивать эмблему,
— самодовольно лыбится.
— Я тебе сейчас втащу, — по-доброму
предупреждаю.
— А получится? — и главное,
продолжает нахально улыбаться. — Не понял! Ты где?
— Тут я, — распоясавшемуся боевому
товарищу прилетает знатный лещ.
А что ещё оставалось делать? Ушёл в
невидимость, подошёл сзади, пока он лицом торговал, и всё по
заветам капитана Рогожина. «Если кому-то смешно, а тебе нет. Сделай
ему больно, пусть посмеётся».
— Да ты офигел? — Ванька вскакивает и
озирается по сторонам, в попытках понять, куда это пропал его вновь
обретённый друг. — А-а-а! — хватается за прокушенную икру на ноге,
а вот нечего наступать на лапку Лапке, у неё маникюр не сделан. —
Ах ты, псина! А-а-а! Тунгус, уйми это чудовище! А-а-а!
— Лапка, фу! Фу, я сказал! Ванька, я
же тебя предупреждал!
— Да за что, за задницу-то? —
держится за покусанное место.
— А ты бы предпочёл, чтоб она тебе
причиндалы откусила? А ну разошлись по углам! Лапка, я кому
сказал!
Лохматая, гордо вскинув башку,
развернулась и, отпихнув от себя задней лапой обглоданную кость,
отошла в уголок. Демонстрируя презрение.
После этого мы ещё минут десять
занимались тем, что лечили Ваньке прокушенную ногу и пострадавшее
седалище. И аж двадцать минут пытался помирить Лаку с этим
балбесом.
Причём Ваня сразу осознал свою
ошибку, ещё бы, а как тут не понять. Если собакен, просто исчезает
у тебя перед глазами, и в следующее мгновение, чья-то зубастая
пасть впивается тебе в зад. Два раза.
То Лапка у нас излишним всепрощением
не страдает, от слова совсем. И наезды в свою сторону может
простить только Вике и мне. От остальных же, требует уважения к
своей персоне. Да что говорить, если она саму госпожу Смерть
покусала.
Но вроде помирил. За два окорока.
Один Лапка получила сразу, а второй Ванька клятвенно пообещал
отдать завтра. На что Лапка милостиво согласилась его простить.
Завтра. А пока пусть побудет на карандаше.