Оставив поле боя за собой (трое убежали, двое ползали по
тесно-коричневой, опавшей прошлой осенью, листве) я бросился ко
второй засаде. Пробегая мимо «мусорки» я крикнул трем существам
женского пола, что замерли возле сумки с бутылками: - Ну ка бегом
отсюда, шалашовки! Еще раз увижу, кто мои бутылки возьмет – руки
вырву.
Вторая засада, наконец, заметив, творящиеся во дворе,
безобразие, бросилась мне навстречу… Ну, как бросились? Мои
супротивники больше всего напоминали ходящих мертвецов – страшных,
вонючих, почти разложившихся, неуклюжих покойников. Двигались они
тоже неторопливо, шаркая распухшими ногами в разбитых ботинках,
постоянно оглядываясь друг на друга. Тут я успел ударить всего два
раза – пока двое пострадавших, как апрельский снег, тяжело опали на
асфальт, трое отставших резко развернулись и заковыляли в обратную
сторону, преследовать я их не стал.
Обойдя по пострадавших по широкой дуге, больно гнилостно они
воняли, я подошел к последней из трех теток, что единственная, как
парализованная, осталась стоять у сумки с бутылками.
- Еще раз здесь кого из вашей кодлы увижу – убью всех! – я
подхватил, звякнувшую стеклом, увесистую сумку.
- Слышь ты, возьми меня к себе! – опухшая от побоев морда
очевидно решила «сменить флаг».
- Сгинь. – я ускорил шаг, не хотел, чтобы разбуженные шумом во
дворе жильцы разглядели меня.
Через несколько минут я заметил, что «красавица», попытавшаяся
переметнутся ко мне, попробовала следить за меной. В садик вести ее
не хотелось, поэтому я резко сменил направление, запустив и почти
попав булыжником в слишком любопытную мадам. Судя по визгу, мату и
шуму в кустах, преследовательницу я отпугнул, но все равно, еще
пятнадцать минут кружил по окрестностям, постоянно проверяясь.
Откуда я знаю, как проверятся? Не знаю, наверное, я очень
сообразительный бродяга.
Через три дня.
Борьбу за ценные ресурсы «жирного» двора я выиграл, во всяком
случае, пока. Банда бомжей меня не беспокоила и на мои контейнеры
не покушалась. Жил я уже заведенным порядком – около четырех часов
утра собирал «хабар», нес его в, все еще открытое, овощехранилище,
после чего досыпал на закрытой территории дошкольного учреждения.
После обеда сдавал «добычу» по точкам, шел в сторону берега, где на
уличной колонке тщательно мылся, особенно ноги, стирал одежду и
носки, затем шел на берег, где на небольшом пляже возле пескобазы
купался и загорал, возвращаясь «домой», на чердак «хрушевки» после
полуночи.