4. Глава 4
Семнадцать лет назад
– Смотри, смотри, какой хорошенький! – жарко шепчет Сандра. – Как картинка, ей-богу! Глаза зелёные, реснички длинные, а руки! М-м-м… ты посмотри только на его пальцы и кисти! Музыкант небось!
Нам по пятнадцать. Активный возраст, когда тема «мальчики» перебивает всё остальное. Какая школа, тетрадки и учебники? Когда кровь бурлит, гормоны пляшут, а мысли только об одном: кто посмотрел? Кто подмигнул? Кого сегодня на свидание пригласили?
Всех интересных парней в округе мы знали наперечёт, а поэтому не прочь были расширить сферу своих интересов за счёт «чужаков».
Сандра, а попросту Сашка, что терпеть не могла, когда к ней обращались по рабоче-крестьянски, заметила Ланского первым. Столько лет прошло, но меня это до сих пор задевает и огорчает.
Он понравился мне сразу, хоть, наверное, ничего такого в Альберте и не было: высокий, худой, как щепка, нескладный, как сломанный зонт-трость. Слишком кукольный и чересчур рафинированный. Ещё эти волосы каре делали его похожим на девушку…
Но что-то в нём было. В повороте головы, в гордом профиле, в красиво изогнутых губах. Что-то притягивало взгляд и заставляло зависать намертво.
– Мальчик, а мальчик, а как тебя зовут?
Ещё никогда голос лучшей подруги не казался мне таким противно-приторно-тошнотворным. Хотелось дать ей затрещину, чтобы не выделывалась.
– Альберт, – сказало это чудо и покраснело так, что «хоч прыкурюй»[1], – как говаривала наша домработница Зорька.
Сандра заржала, а мне стало жаль эту красну девицу. Ровно того момента, как он гордо задрал подбородок, сжал губы и сверкнул глазами. Характер. Это стоило того, чтобы его зауважать.
– Лада, – представилась я и зачем-то протянула руку.
Он не растерялся. Деликатно пожал мне пальцы. Этот мягкий, но вполне решительный жест никак не вязался с его пунцовыми щеками.
– Очень приятно, – он не улыбался, а рассматривал меня как-то пристально, наклонив голову к плечу.
И в этот миг куда-то улетучилась его неловкость, взгляд изменился, стал глубже, делая этого мальчишку взрослее, чем он был на самом деле.
– Я рисую, – сказал он мне доверительно, заглядывая в глаза. Зелёные. Прозрачно-искристые, как виноградины на солнце.
– Как интересно! – каркнула Сандра и разрушила что-то такое тонкое и хрупкое, что родилось между мной и Альбертом. – А меня нарисуешь?