Возвращается к себе, чем-то гремит и снова появляется в поле зрения уже с чемоданчиком. Напяливает тапочки и выходит на площадку. Минут пятнадцать ковыряется в щитке, издает победный возглас и захлопывает дверцу.
— Готово, хозяйка. Принимай работу.
Недоверчиво выгибаю бровь и иду к квартире.
— И что? Вот прям все заработало?
Леха громко фыркает:
— Обижаешь! Зря я, что ли, начальник энергослужбы целого предприятия?!
Я прям вижу, как он грудь колесом выгибает и перья за спиной распушает. Откашливаюсь, чтобы не засмеяться. А то мужчины сейчас существа ранимые, ещё задену за живое, а так пусть власть покажет, мне не жалко.
— Вау, круто как! — захожу в квартиру и хлопаю глазами.
Свет на месте, на всякий случай проверяю окна соседей — светятся всеми оттенками лампочек. Ла-а-а-адно. Впечатлил, почти.
— Как мне тебя отблагодарить? А то вломилась к тебе, разбудила, негодяйка.
— Чаем угости, и мы в расчете, — подмигивает.
Пожимаю плечом и киваю на кухню.
— Ну, заходи…
…Через три часа с больным от смеха животом я выпроваживаю соседа, потому что так ржать опасно для жизни. Вот так живешь на одной площадке с людьми и не подозреваешь, что с ними так весело. Надо почаще с ним общаться, нормальный парень.
Открываю дверь, когда Лешка берет свои инструменты, и смех застревает в глотке, когда спотыкаюсь о разъярённый взгляд черных глаз.
Тимофей
Первое, что я вижу, когда открывается дверь квартиры, в которой живет Кристина, так это как какой-то хер выходит с довольным оскалом, а эта пигалица одаривает его соблазнительной улыбкой.
Порыв схватить этого хрена за грудки моментально проникает в мозг, приходится со всей силы стиснуть зубы, чтобы не выбить ему парочку зубов.
— Добрый вечер, — выдаю единственную культурную фразу, которая созрела в голове, — это че за хрен?
— А ты что тут делаешь?
— Я спросил, кто такой и какого хера он среди ночи выходит из твоей квартиры? — снова завожусь в присутствии этой пигалицы и вижу в её синих глазах враждебный блеск.
— А я спросила, какого черта ты тут делаешь? Я уже совершеннолетняя и могу хоть всю ночь общаться, — складывает руки.
И я опускаю взгляд на её грудь. Майка, бл*, в облипку. Даже воображение подключать не надо, все сквозь ткань проступает. Из глубин поднимается бешенство, и снова хочется закопать ночного гостя этой заразы. Всю ночь она может, как же.