И в этот момент он решает посмотреть на меня в зеркало заднего вида. Прикусываю язык, чтобы не показать его в ответ на недовольный взгляд.
— А вот ты такую большую машину выбрал, у тебя комплекс неполноценности, что ли?
Тимофей недоуменно пялится на меня, пока я пытаюсь не засмеяться в голос.
— Чего?
По лицу вижу, не догоняет, о чем я.
— Ну обычно говорят, что мужчины с маленьким…кхм, — показываю пальцем вниз, — ну сам понимаешь. Выбирают себе огромные тачки.
Машина резко тормозит. Успеваю выставить руку и упереться в спинку переднего сиденья.
— Я тебе сейчас язык откушу за такое, — в каждом слове еле сдерживаемая ярость, а руки на руле напрягаются так, что вены на предплечьях проступают.
— Ой, какие мы буки.
Тимофей разворачивается, я пикнуть не успеваю, как оказываюсь нос к носу с ним. Прищуривает глаза, а у меня по коже мороз ползет.
Клацает зубами возле моих губ. Я вздрагиваю то ли от неожиданности, то ли от страха.
— Страшно? — вкрадчивый голос бьет по нервам.
Меня отпускают, и я тут же вжимаюсь в спинку кресла. Привожу в порядок ускорившееся дыхание. Через минуту я могу снова мыслить связно.
Машина трогается с места.
— Куда ты меня везешь? — кручу головой, пытаясь разобрать направление движения. — Какого черта вообще происходит?
В горле увеличивается ком. Пульс долбит по ушам. Ладони покрываются потом. Сжимаю челюсть и начинаю дышать, как учил в свое время психотерапевт. Приступ трусливо прячется в уголке сознания, и тело расслабляется.
— Скоро узнаешь, — его рык проходит по оголенным нервам, как разряд тока, — терпения.
— О, — поднимаю руку и с интересом рассматриваю маникюр — надо бы обновить, — терпение не входит в список моих добродетелей.
И глазками хлоп-хлоп. Тимофей ещё сильнее сдвигает брови, а мне внезапно становится весело. Я уже обожаю смотреть на его эмоции, потому что обычно, когда я видела его, он был похож на обычного богатенького сноба.
Мы доезжаем до дома, где я живу после смерти родителей, и сердце совершает кульбит.
— Выгонять будешь? — хожу по острию, но не могу сдержаться и скалюсь, когда дверца машины распахивается.
— На выход давай, — меня ставят на асфальт и молча подходят к подъездной двери.
Я не удосуживаюсь сделать ни шагу, только складываю руки на груди и вздергиваю нос.
Тимофей ждет. А я не собираюсь двигаться с места.