— Вот ты какой, северный олень, — завороженно прошептала Лиза,
осторожно подходя к мифическому животному. Вспомнит ли, кто ее
чесал и роды принимал.
— Мррр. Ме, — ответила коза, привычно уткнувшись в живот,
выпрашивая ласки.
— Ты ж моя козья морда. Свалишь же, — счастливо выдохнула Лиза,
почесывая стратегически важные места. Химера муркала, когтила
покрывало и, изредка взмахивая чешуйчатым хвостом, поднимала пыль
из залежавшейся перины.
— Я тебе сейчас свежей водички принесу, раз тебе доктор диету
прописал, — пообещала довольная Лизавета, вставая с краешка этого
царского ложа. Коза лениво поднялась, сложив свои белоснежные
крылья за спиной, спрыгнула с кровати и двинулась за Лизой к
выходу.
— Вот мы и ходить начали, — с умилением глядя на любимицу, не
удержалась от комментария Лиза. — Ты моя девочка хорошая, —
продолжала поглаживать жмущуюся к бедру химеру. Так и прошли к
двери на волю.
Потянувшись всем телом, как умеют только кошки, рогатая
покогтила ступеньки и, спрыгнув на землю одним плавным движением,
раскрыла крылья на всю ширину. Солнечный свет высветил каждое
перышко этого великолепия, и Лиза задохнулась от восторга. Ее
Химера была прекрасна. Гордую голову на длинной шее венчали
изогнутые, как у горных сородичей, рога. По спине острыми уголками
торчали наросты, переходящие в длинный чешуйчатый хвост с
копьевидным окончанием. «Острый, наверно», — пронеслась
отстраненная мысль в голове.
— Милка, — позвала хозяйка, хотя это простое имя уже никак не
подходило сияющему на солнце подтверждению правдивости древних
мифов.
— Может, тебя теперь Амалфея называть? – предложила Лизавета,
вспомнив, кто выкармливал главного греческого бога на острове
Крит.
— Ме, — утвердительно кивнула рогатая и взмахнула крыльями,
подняв вокруг пыль и сухую траву. Оторваться от земли удалось не
сразу. Сначала, закрутив небольшое торнадо, она просто с силой
поднимала и опускала свои великолепные крылья, а потом,
подобравшись, как лев перед броском, прыгнула вверх и вперед,
освоив наконец сам механизм полета. Подогнула мощные лапы и начала
набирать высоту над домом.
Лиза, не отрываясь, смотрела на рогатую, боясь и сожалея
заранее, что придется отпустить это чудо на волю, как она отпустила
Иннокентия. Стояла, понимая и сожалея, что сама рождена
прямоходящей по земле, а никак не для свободного полета.