— ДЕРЕВО! — привычно прокричал я и обрушил высокий упрямый вяз
на чуть влажную после утренней росы землю. Недовольный скрип
побежденного древа, грохот падения и вот уже я, заметив плавающую
перед глазами полупрозрачную надпись, едва не пускаюсь в пляс от
огромной радости — «Наконец-то! Наконец-то! Наконец-то!» — мысленно
кричу я и даже пару раз подпрыгиваю на месте от счастья. Наконец-то
мое мирное владение приросло еще одной долгожданной единицей,
доводя общее количество до десяти. По словам отца, это должно было
помочь мне лучше чувствовать деревья и замечать их места слабины, в
области которых их можно легче всего срубить. А еще десятка в
мирном владении должна была сделать меня более точным, но это
папаня мне не стал объяснять, сказав что я сам должен буду это
почувствовать и понять. Радостный и заинтригованный, я не стал
обрубать ветви павшего вяза и сразу направился к своей следующей
’’жертве’’. Только вот, не успев сделать и одного удара, дернулся
от неожиданности и резко повернулся на голос. Ну а когда я понял
что меня позвала идущая с корзинкой Олия… замерзая от холода
неописуемого ужаса, я, теряя на несколько мгновений здравый
рассудок, воспылал пламенем неудержимой ярости. А затем,
выплескивая весь этот ком противоречивых эмоций, глубоко вогнал в
дерево топор и прокричал едва ли не на весь лес.
— ПОШЛА ОТСЮДА!!! ПРОКЛЯТАЯ ДУРА!!! И БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ
ПРИХОДИ!!! — Олия дернулась, словно от хлесткой пощечины, со
страхом и непониманием посмотрела на меня, а затем бросилась прочь…
в испуге промахиваясь мимо широкой тропинки и едва ли не по колени
утопая в листве. Пробежав так немного, она все же запнулась об
какой-то корень и упала, теряя свою корзинку. Правда практически
сразу попыталась подняться и, смахнув рукавом теплой рубахи
застившие глаза слезы, продолжить свой бег…, но практически тут же
опять запнулась и нырнула головой в листву.
К тому моменту ярость уже остыла, оставив после себя легкий
страх и сильную боль на сердце. Боль от вида льющихся из глаз Олии
слез. Чувствуя огромную вину за свой бессмысленный срыв, я в
считанные секунды нагнал продолжающую пытаться сбежать девушку и,
крепко ее обняв, зашептал ей на ухо тихие-тихие, сбивчивые слова
извинения.
— Прости меня, любимая. Прости. Прости. Прости. Я должен был
сдержаться. Прости. Прости пожалуйста. Я обязан был сдержаться, но…
Прости. Я… просто очень сильно испугался за тебя. Прости
пожалуйста. Я должен был предупредить тебя раньше. Прости меня. Я
был уверен что тебе все рассказала Мирина. Прости пожалуйста за то,
что накричал. Я просто очень испугался. Я виноват… Прости меня
пожалуйста… — мы очень долго стояли по колени в листве. Она
беззвучно роняла слезы на землю, а я все шептал и шептал, надеясь
вымолить у Олии прощение за свою несдержанность и глупость.
Вернувшийся отец должен был по нашей очередности сменить меня на
рубке, но, завидев нас, понимающе покачал головой и, подцепив своим
канатом очередное бревно, вновь ушел в сторону деревни, не желая
вмешиваться в нашу первую семейную ссору.