Увы, но большого подражателя задело лишь самой верхушкой из-за
чего он не помер, а лишь оказался прижатым к земле и сильно
помятым, но нашим воинам хватило и такого малого шанса. Показывая
преимущества высокой ловкости и уворачиваясь от бестолковых атак
ветвями, оставшиеся в живых мужики практически тут же сблизились с
чудовищем и принялись, словно странные лесорубы, своими мечами
отсекать все лишние оконечности опасного врага. А после, обезоружив
его, сразу принялись рубить его огромное тело-ствол, стараясь
вонзать клинки как можно глубже и распарывать, на поверку не такую
уж и прочную плоть.
Видя что дело стремительно идет к завершению, я пробежал по
поваленному тису и тоже постарался подсобить нашим воинам, но успел
лишь дважды ударить своим топором и остановился, так как заметил
мелькнувшее перед глазами сообщение системы самосовершенствования.
Сразу поняв что тварь уже мертва, не долго думая оставил свой топор
и подхватив сразу двоих раненых и кажется еще живых воинов, со всей
своей возможной поспешностью устремился в сторону деревни. Хрипел
от усталости и слишком быстрого бега, рычал от злости и просто
шипел, пытаясь выдавить из себя все возможное, чтобы поскорее
добраться до наверняка уже ожидающего нас Кирдота. И лишь когда
ввалился в лекарскую и свалил мужиков на пол, заливая его густой
кровью… с большим запозданием понял, что одному уже было точно не
помочь из-за большой дыры в грудине с торчащими из нее,
красно-белыми обломками костей. Да и второй тоже стремительно
отходил за грань, теряя невосполнимо большое количество крови через
широкую рваную рану на шее.
— Выноси их на улицу! — в кои-то веки уместно громко прокричал
целитель, тоже понимая что мужикам уже никак не помочь. А затем,
видя что я никак не могу встать после бега, взбодрил меня своей
магией и повторил — Давай выноси их! Те кто выжил наверняка уже
излечились, получив новый ранг, а остальным уже точно не
поможешь.
— Понятно — запоздало вспоминая про «привилегию» воинов хрипло
сказал я и, подхватив мертвецов за одежду, потащил их на улицу. А
затем, припомнив залитую человеческой кровью поляну и безголовые
тела, просто упал в перепачканную багровой краской траву и тут же
заплакал, выплескивая в слезах весь свой пережитый страх, мерзкое
чувство беспомощности и скорбь за погибших в бою людей.