и комментировал их. Эти лекции должны были посещать все студенты; вечерние же лекции были необязательными – на них уже другой преподаватель повторял или растолковывал то, что было сказано утром, уделяя особое внимание отдельным вопросам.
Диспуты, позволявшие развивать умение вести полемику, устраивались еженедельно. Их участникам позволялось вести себя раскованно и прерывать выступления оратора свистом и криками. Диспуты походили на спор схоластов и часто проводились, на отвлеченные, не имеющие отношения к реальной действительности темы; некоторые их них звучат для нас странно, например:
– «Сколько ангелов может поместиться на конце иглы»?;
– «Соленое ли море»?;
– «Должны ли женщины получать образование»?
Будущие юристы сходились на том, что меч в руках принца важнее закона; философы утверждались во мнении, что органы чувств не могут ввести в заблуждение их обладателей; и прочая, и прочая. Недаром великий полимат Роджер Бэкон (ок. 1214 – после 1292) в трактате «О врачебных ошибках» бичевал «толпу медиков», предававшихся «обсуждению бесконечных вопросов и бесполезных аргументов». Через четыре столетия его однофамилиц Фрэнсис Бэкон (1561–1626), великий философ и историк, сетовал в своем «Новом Органоне» о том, что «громкие и торжественные диспуты часто превращаются в споры относительно слов и имен».
В качестве примера такого диспута приведу описание публичного спора француза Герберта из Орийяка (ок. 945-1003), бенедиктинского монаха, преподавателя знаменитой кафедральной школе при Реймсском соборе и впоследствии римского папы Сильвестра II, с Отрихом, монахом монастыря св. Маврикия в Магдебурге и преподавателем школы этого монастыря. Хотя диспут состоялся в декабре 980 года, то есть примерно за пять столетий до событий, о которых идет речь в настоящей книге, «содержательность» подобных диспутов мало изменилась.
«Герберт: Конечная причина, то есть цель философии заключается в познании Божественного и человеческого.
Отрих: Такое определение слишком многословно. Философ должен быть краток, а цель философии можно определить одним словом.
Герберт: Далеко не все причины или цели могут быть определены одним словом. Платон, например, определяет причину сотворения мира тремя словами: «добрая воля Бога».
Отрих: Но слово «добрая» в этом определении излишне, так как Бог не может желать зла.