Степа, набычившись, смотрел через забор на отца.
– Отсидеться хотел? Ну и ну. Третий класс, штаны на лямках.
– А ты, никак, пришел извиняться? – глухо сказал Степа. – Ну и ну. Отец пришел извиняться.
На миг Богдан уменьшился в размерах. На его лице задрожала жалкая улыбка, но он тут же совладал с собой и оскорбленно вытаращился:
– Я?! За что?
– За все хорошее.
Степа указал пальцем на свою губу. Отец сделал удивленное лицо.
– Ага. Да. Это ты мне губу затылком разбил.
– Интересно девки пляшут! – воскликнул отец. – А я и не помню. До чего довели меня!
Степа хмыкнул. И вдруг его осенило: он не обязан терпеть отца! Не обязан! К черту! Сколько раз он мечтал обрубить эти фальшивые узы, в которых нет уже никакого родства, только стухшая вежливость! Но его что-то держало – сам он не понимал что: почтение, вдолбленное в самом детстве, или просто тугодумие? Так вот же – причина, вот тебе топор в руки, бери – руби!
– Мне губу разбил – пусть, – начал Степа. – Но ты обидел Юлю! Юлю! Ты напился! В хлам, да! Ты пьяным полез к ребенку! Ты напугал Ясю! – Он старался раскрутить в себе спираль гнева, но пока что получалось только орать громче.
– Спокойно. – Отец нахмурился и отступил на шаг. – Во-первых, потише, я не глухой. Во-вторых, сын твой спал, я и носа его не увидел.
– Ага, ага, спал! Пока ты не начал буянить.
– Степан! Хватит уже через забор лаяться. Открывай.
Отец стоял, уперев руки в бока и широко расставив ноги, и смотрел на Степу с таким ироничным укором, будто Степа был карапузом, тренирующим слово «неть!». В лучах его взгляда Степины претензии мельчали и маршировали прочь на подгибающихся ногах. Ясю разбудил упавший чайник – так у любого упасть может. А что напился отец… но сейчас-то он трезвый! Отчего не пустить?
– И Ясю ты разбудил, и вообще прямо… – повторил Степа. Отец фыркнул. – Почему я должен?.. Идиотизм какой-то. Да еще губу мне разбил, угу.
На соседской груше, трепетавшей майскими листьями и облетающими цветами, хрипло закаркала ворона. Мимо по улице прошла квадратная тетка в красном платье, эдакий красный куб на кегельных ногах, и с любопытством покосилась на двоих, разговаривавших через забор.
– Степан Богданыч, вы ломаетесь, как девица. А я всего лишь хочу взглянуть на внука и наследника. – Отец сделал паузу, но не дождался никакой реакции. – Вот балбе-ес. Уперся рогом, да? Дурачок.