Первым делом Борис попробовал пошевелить конечностями, и когда это получилось, то вдруг появилось забытое ощущения радости от того, что смог самостоятельно встать на ноги. Одежда была окончательно испорчена, тело почти всё стёртое об асфальт, кровоточило. От наручных электронных часов остался лишь браслет и нижняя крышка циферблата. Боль в теле была настолько сильна, что заглушала ту, что исходила от порезанной ступни. Стёртая ткань рюкзака говорила о том, что именно она спасла куртку аляску, и это была единственная вещь, что уцелела в этой катастрофе. Пришло ощущение холода, и, взвыв от боли, он попытался надеть куртку, что, к счастью, ему удалось. Благо кричать можно было вволю, и он какое-то время просто орал во всю ивановскую, пока голосовые связки не стали давать сбой, и только когда пустил петуха, он наконец-то угомонился. В общем, всё как в фильме «Волга-Волга»: «Да ты кричи не «кричи», а кричи «совершенно секретно»!»
На дне рюкзака он нащупал булку польского хлеба и трясущимися руками, измазанными в крови, стал подносить к таким же окровавленным губам кусочки ржаного мякиша. Неизвестно, чего больше он съел, хлеба или собственной крови, так как во рту назойливо ощущался её солёный привкус. То, что язык не был прокушен зубами, вселяло хоть какую-то долю оптимизма и уверенность на скорое выздоровление. Умывшись в ручейке (или в сточных водах?), что убегали мимо него вниз по канаве, наш путник не рискнул выходить на трассу, дабы не привлекать внимания, и, слегка пошатываясь, поплёлся вниз с горы по пересечённой местности, через поле с молодой пшеницей до ближайшего леска, что виднелся вдали. Добравшись до спасительной тени, он отлеживался какое-то время, благо, что рядом была кем-то из местных вырыта ямка, доверху наполненная прозрачной и очень студёной водой. Можно было наблюдать, не обращая внимания на время, как со дня её бьют ключи, подымаясь на поверхность небольшими водоворотами.
Какой-то странный звук, похожий на кваканье, привлёк его внимание, и он увидел сидящую на одном из камней большую лягушку. В каком-то чисто животном порыве он, набросившись на свою жертву, поймал её и порвал на две части. Судорожно освежевав добычу, он стал есть, не разбирая, где мякоть, а где кости. Свежее мясо на какое-то время придало ему сил, и он испытал внутри себя странное, явно животного характера, желание Жить! Неожиданно на небе сгустились свинцовые тучи, и может быть, сам бог Зевс в отместку за свою дочь лягушку стал проливать слёзы и метать на землю свои огненные копья. Вдруг хлынул дождь как из ведра, прокатились раскаты грома, и разряды молнии стали взрывать всё пространство вокруг него. Несколько молний ударили в большое дерево, которое вспыхнуло алым пламенем. Чтобы не быть убитым следующим прямым попаданием, путник бросился бежать вон из леса в сторону всё той же автострады, поверхность которой ещё не так давно он обтёр собственным телом. Дождевые потоки воды омыли его бренное и израненное тело.