— Прям такие огромные? — спрашиваю
я, театрально вытянув лицо. Айва широко улыбается, кивая мне. — И
откуда вам это известно, позвольте узнать? — улыбаюсь уже я.
— Так как же не знать-то? Видела всё
своими глазами, когда принимала их в родах! И у тебя буду, не
смотри так! Или думаешь, что не понесёшь от них? С таким-то
богатством, как у наших Альф? — отвечает она мне. Попутала всё,
бабка-то! Я только с Кириллом была. И то я сама не поняла ещё, что
между нами, а она мне гнёт про Альф во множественном числе. А ещё я
бесплодна. Об этом, кстати, я уже благополучно успела забыть.
— Я была… Меня ведь только Кир
признал этой, как там, парой, — поясняю я бабушке. — И не понесу я
ни от кого. Бесплодная я. И никак не…
— И что? — перебивает она меня.
— В смысле «и что»? — не понимаю я.
— Вы хоть знаете, что такое бесплодие?
— Знаю, конечно! Только это не про
наших Альф! — вдруг смеётся Айва. — Посмотришь ещё.
— Вы мне про кого говорите вообще? —
спрашиваю я, понимая, что у бабушки маразм. Бесполезно объяснять
ей, что дело во мне, а не в мужиках. А ещё она склонна всё
преувеличивать и говорить иногда во множественном числе, особенно,
когда дело касается этих её Альф.
— Как про кого? Про них обоих.
Говорю, что будешь рожать от них. Ты чего такая непонятливая? —
удивляется Айва. А я смеюсь. Долго и истерично, потому как бабка
явно сошла с ума.
— В смысле — от обоих? — всё ещё
смеюсь я. Ладно, если хоть от одного Бог даст. А эта от двоих мне
пророчит сразу. — И как вы себе это представляете?
— Ой, ну ты даешь! И представлять не
хочу! — хихикает милая старушка. — Вы это уже сами разбирайтесь и
как-нибудь без меня. Не маленькие уже! Тебя ведь тянет к ним? К ним
обоим? — спрашивает она меня. А я тут же перестаю смеяться. «Тянет,
милая бабулька! Ещё как тянет! Только как признаться? И при чем
здесь это? Я ж не могу быть с ними двумя или по очереди!» — хочу
спросить у старушки, но молчу, не понимая, как вообще возможно
подобное.
— Смешная вы, Айва. Это же… Этого
просто не может быть! Это ведь всё неправильно! Да и невозможно! —
не соглашаюсь я ни с ней, ни со своими мыслями, горько улыбаясь
бабушке.
— Ладно, засиделась я тут с тобой.
Пойду успокаивать твоих истинных. А то покалечат друг друга ещё, не
дай Бог! И откуда тебе знать-то, что возможно? Я сама иногда этого
не знаю. Да и что может быть правильно, а что нет? Судьбой вы
предначертаны друг другу. Глаза-то свои ты видела? Врать они не
будут. Ихняя ты! Так предки сказали! И я говорю! Ихняя! —
произносит бабуля, выходя из машины. Ну и манера речи у неё.
Странная такая, сил нет. А я сижу, словно воды в рот набрала.
Совсем забыла, что медведи там на улице, и народ стал, окружив их,
подначивая, хохоча и присвистывая. Боже, жуть какая! Только сейчас
замечаю разорванные в мелкие клочки джинсы и боксеры Кирилла у
машины. Боже! Эти медведи сожрали его! Паника и ужас захлестнули
меня с головой, и я начинаю истерично всхлипывать, закрыв лицо
руками. Это единственный парень, который называл меня своей. Он
единственный, кто доставил мне неземное удовольствие этой ночью. И
единственный, кто хорошо ко мне относился! Ну, ладно, не
единственный, есть ещё Ярослав. Даже думать не хочу, что с ним
будет, когда он узнает о Кирилле.