Приехали на берег залива и, едва стали выходить из машин, увидели бегущего нам навстречу хозяина шашлычной, который отчаянно размахивал руками и кричал что-то недоброе, как кричат: «вызовите скорую!!!» или «не подходите, взорвется!», я не сразу поняла. А он орал:
– Мясо украли! Мясо украли!..
Мама в это время уже переодевалась в кустах: очень уж вспотела за время поездки с Владом, а к праздничному ужину у нее было припасено другое платье.
В шашлычной нам одолжили ложки, и мы, голодные, ели из банок черную икру, запивая ее теплым шампанским, которое стало пеной – оно растряслось в машине и с трудом собиралось обратно в состояние напитка.
День был спокойный, нежно-пасмурный. Песок и камни были теплыми. Все разулись, пробовали босыми ногами воду… О-о, как хорошо… Митя, конечно, закатал штаны, превратив их в шорты, и снял рубашку, обнажив красивый торс – было что продемонстрировать, и он с удовольствием демонстрировал.
Влад завернул рукава рубашки, показал острые локти – на большее не решился. Иногда он, привлекая всеобщее внимание, возглашал: «Г-г-горько!» – и пристально смотрел, как мы с Митей целуемся, точно проверял, все ли в порядке, – и ласково улыбался.
Я смотрела на дымчатый залив. А там, за ним, – Финляндия, и где-то неподалеку – то самое озеро со смешным названием Пюхяселькя. Это и на немецком смешно. А в окрестностях озера снимались сцены фильма про Живаго – это была ближайшая к России точка, до которой удалось добраться съемочной группе. Сдержанно-чувственная природа, искривленные ветрами березки, степь да степь кругом… Все это было не Россией.
«Националь» принял нас в свои объятия только вечером. Тут было все, как на настоящей свадьбе – ganz annehmbar.[2]
После свадьбы я целый месяц жила в Ленинграде – о, прекрасное, неразумное, чувственное, безответственное, исполненное уверенности в бесконечном счастье, первое время супружества! Как в природе случается иной раз заметить вечный момент красоты, в котором заключена такая гармония, такая безмятежность, что кажется, невозможны в этом мире ни ссоры, ни войны, ни болезни, а только это райское счастье, разливающееся в эфире, которому нет конца… Но вот спохватится ветер, и все потемнеет вдруг, и заговорят тревожно деревья, и с исчезнувшим золотым светом гаснет надежда на рай на земле…