Трон Даерона выбрал ее.
Она не стала выговаривать алхимику за то, что он не «разбудил» ее сразу же, как узурпаторы ступили на их земли. Они оба понимали, каковы в этой войне шансы нежити. Пока живые не вступили в открытое противостояние, Даерон мог стерпеть их присутствие на своих землях. Ценные металлы действительно ни к чему заживо гниющим мертвецам.
Но живые не стали довольствоваться приисками Серных пещер.
«Достойна ли ты править Даероном?…».
Королева следовала за королевским алхимиком по развалинам замка, некогда считавшимся одним из самых красивых. Она мечтала танцевать в этих залах, в которых теперь только призраки бесшумно скользили по пыльным мраморным плитам.
Ка'аз-Рат распахивал перед ней одну дверь за другой. Скрип дверных петель оглашал мертвый замок истошным визгом.
Гулкий зал, вымощенный темным камнем, сейчас кажущимся почти черным, был последний на их пути. Ка'аз-Рат распахнул перед ней двери, и королева застыла на месте.
Здесь.
Это случилось здесь.
Боль воспоминаний прошила ее насквозь.
– Моя госпожа? – спросил Ка'аз-Рат.
Она не отозвалась. Она не знала, каким стал ее голос. Способна ли она вообще говорить…
Здесь, в этом зале, она говорила, улыбалась в последний раз, хотя уже тогда внутри нее все сжималось от страха.
Ее свадьба с королем. Ее первый и последний танец. День, когда она впервые надела белое кружевное платье и уложила в высокую прическу отливающие медью волосы.
Он убил ее здесь. Прямо в танце.
Пока горели тысячи свечей, и они были одни, пока тихо звучала музыка, Мельгарт вел ее в танце, бережно обнимая, и она впервые подумала, что, может быть, он способен измениться? Может быть, она все-таки будет с ним счастлива?
Сталь королевского клинка ударила точно в сердце. И на теле появился первый тонкий аккуратный шрам.
Он не хотел уродовать ее. Он восхищался ее красотой, и до, и после череды смертей и воскрешений. Король стал ее личным Творцом и Убийцей.
Трясущимися руками она коснулась белого кружева на груди, еще хранящем каплю крови. Крови было немного. Сам Мельгарт говорил ей об этом. Теперь она помнит.
– Госпожа, что вы делаете? – шепчет Ка'аз-Рат.
Кажется, он испуган. Хотя что может испугать такого, как он?
Ветхая ткань легко рвется. Белые пуговицы горошинами разлетаются по зале.
За серыми пыльными окнами сверкают молнии. Она дрожит, но вряд ли от холода, который ей больше не ведом. Последними она скидывает с ног белые туфли.