Всё так. Если я позволю равнодушной кабине отвезти меня на седьмой этаж, и там распахнуть свою железную пасть и выплюнуть меня на площадку, все будет кончено. Вариантов не останется. Бежать вниз не получится – соседи сверху тащат по лестнице пианино. Зайти не в свою квартиру? Сейчас ведь все на работе, кажется. Но папа выйдет на стон взламываемого мною с помощью заколки замка гораздо быстрее, чем приедут полицейские и подвергнут меня в спасительному заключению. «Что ты делаешь, дочь?» спросит он с любопытством. «Пап, меня отчислили», скажу я, и лицо папы примет такой вид, который я наблюдала у него лишь дважды: наутро после футбольного матча, в котором русские сыграли на огорчающе знаменитый счет в семь-ноль, и в тот раз, когда кто-то занял парковочное место около ресторана «Теленок табака», которое папа почему-то искренне считает своим. Уничтожающе удивленное такое выражение. Почти что разочарование, причем вселенского масштаба: разочарование не сколько в конкретном человеке, но во всем сущем.
Представив себе это его лицо, я решительно сгруппировалась и прыгнула. Так, чтоб сразу, пусть уж лучше канат порвется. Не надо мне этих ваших лиц. Я лучше туда, вниз, к мусору.
***
Четыре часа и семнадцать минут, как я здесь. Самые прекрасные четыре часа и уже восемнадцать минут за последние сколько-то лет. Серьезно. Совсем не потому, что моя жизнь настолько уныла. Просто они действительно прекрасные.
Почему-то я никуда не ухнула. Но кабина действительно затрещала и замерла. А потом выключилась лампочка.
По-прежнему тепло. Ничего не видно, поэтому можно не волноваться. Помня, что пол был не очень чистый, я сажусь на сумку. Я зажмуриваюсь и притягиваю к подбородку колени. Я – космонавт в герметичной капсуле, и через секунду она отделится от тела корабля, и стремительно понесется к Земле. Домой. Ко мне. С себе.
К самому себе.
Я открываю глаза и вижу звезды.
Вся чернота – это уже не границы, а безграничие. В темном теле кабины нет потолка и пола. Всё – незримый и близкий космос. А вокруг – созвездия. Как в деревне. Ты не представляешь, сколько в деревне звезд! У деревень как будто свое, отдельное небо, одно на все деревни мира. Но с городами они им не делятся.
Темнота – это такая вещь, которая вынуждает смотреть не на себя, а в себя. Может, там не всегда красиво, и поэтому люди так любят фотографироваться. Особенно влюбленные. Они всегда так радуются сами себе, и свои рожи везде клеют – на майки, на кружки, на посты, на пригласительные открытки на свадьбу. Как будто бы нигде в мире нет ничего красивее их рож, и они сами ничему так не радуются, как им. Мне кажется, что по отношению к фотографиям можно провести различие между влюбленными и любящими.