«Мои врачебные слова» (не врачующие, заметьте) – говорит о себе Сен-Сеньков. Хороший врач обладает даром остранения по Шкловскому: он должен увидеть любое явление, болезнь, пациента будто впервые. Через стихи этот метод распространяется на весь мир. Больница, в свою очередь, становится таким миром – может быть, даже загробным, где есть свой Данте и своя Беатриче. Как не вспомнить чудесное румынское кино о смерти и вознесении одного пенсионера – «Смерть господина Лазареску»; его героя тоже звали Данте, а врача – Вергилием. И все они – поэты.
* * *
В этих стихах очень много кинематографического. Большинство похожи на короткометражки – иногда документальные (наблюдения), иногда игровые (бывает, что остросюжетные): эти чаще всего почему-то напоминают картины Эдварда Хоппера, за которыми угадывается нерассказанный сюжет. Бывают и полнометражные, почти поэмы. Встречается анимация. Но воображаемая: экранизировать – ни-ни.
Неслучайные имена. От прибытия поезда братьев Люмьер до Фридриха Вильгельма Мурнау, от Кароль Буке с Джеймсом Бондом до Хичкока и от Линча до Каурисмяки, а потом обратно в прошлое, к безвестным русским комикам, нашим Чаплинам, которые сгинули, как не бывало.
И, конечно, монтаж, со времен Эйзенштейна – фетиш русского кинематографического сознания. Что превращает верлибр в поэзию, отделяет от прозы? Именно эта способность разрéзать строку и через разрыв соединить образы, слова, смыслы, найти вместо рифмы иное созвучие.
* * *
Но монтаж – еще и ритм, а ритм объединяет стихи с музыкой. Сен-Сеньков чувствителен к мелодии, ладу, тону, звуку как таковому, словесные эквиваленты которого так трудно бывает подобрать; его стихи – «музыка маленького роста». Eine kleine Nachtmusik для него – то, без чего не существует если не вселенной, то ее выражения в стихах. Напротив, человек, решивший от музыки отказаться, – чужак, изгой, диковина: этому герою даже посвящен отдельный текст. Порой музыка – фон для событий или размышлений: как писали раньше в соцсетях, current music, как в «Чья-то мама слушает R. E. M.». Иногда что-то более личное: мама поэта слушает другое – Джо Дассена, и «у нее классный вкус». Ну, а поэт, меж тем, вместе с самим Сатаной слушает плеск воды, омывающей камушки на берегах Миссисипи, и вспоминает о блюзовом гении Роберте Джонсоне, по легенде продавшем душу Нечистому.