– Без базара!
Вчетвером оттащили Александра за котёл и положили рядом с электриком.
«Вот если зайдёт директор, – подумал я, – картина Шишкина „Лес спилили“: однако, какой у меня сегодня день выклёвывается не по-чикагски!»
– Колесо сварили, – вдруг сказал Мультик, – можешь попробовать прогнать минут через десять.
– Ага.
Я посмотрел на часы. Десять. За стеной в цеху вагонетки, как обычно, гремели по рельсам. Кто же ими управляет, отстраненно подумал я, сев за стол и размышляя, что делать дальше, как эффективнее использовать то, что я захватил в кабинете у начцеха. В Санькиной бутылке ещё немного оставалось спиртовой бодяги, и я предложил парням выпить в знак благодарности, что они мне помогли отнести слесаря, предложил для проформы, зная, что они не пьют и откажутся, и они отказались: предложил понюхать кокса, – отказались и от него, – а больше у меня им предложить ничего не было. Конечно, если б я им предложил немного американской зелёной бумаги, напечатанной американскими банкирами в своём подвале под названием ФээРэС, они, наверное, вряд ли бы отказались.)
Работяги чифирнули и ушли в цех, я даже не заметил в какой момент, подумав ещё, что надо как-то замаскировать Саньку с Игорьком, бросив на них какой-нибудь рабочей одежонки. Неровен час припрётся кто-нибудь из начальства. Конечно, кроме директора, меня бы уже никто не напугал, да и сам он теперь, при моём полном боевом вооружении, был мне, как до пеликана дирижабль, но всё равно было бы неприятно. И особенно неприятным было бы то, что могло при этом случиться, как случилось в кабинете с начальником цеха. Кому охота лишний раз щекотать себе нервы, если только нет слишком веских причин… (хотя есть мазохисты – хлебом не корми, дай пощекотать себе их).
Я уже собрался посмотреть по шкафам, чем можно накрыть парней, как вдруг в теплопункт вбежал какой-то поц в очках, одетый в тёмно-синий комбинезон. Морда с усиками, как у герра Шикльгрубера, в общем, противная. Из нагрудного кармана куртки торчит карандаш и штангенциркуль для понта, дескать, загруженный по самые жабры работой – вот такой я ударник. Это был мастер, работающий на заводе, как и я, «без году неделя», т. е. месяца полтора-два, и успевший за это время у основного контингента предприятия завоевать устойчивую неприязнь: совал нос во все дела, даже которые его не касались, бегал как ошпаренный по территории завода и всегда появлялся в самую неожиданную и нежелательную минуту, по поговорке: как голым задом на наждак. Вообще, надо сказать, энергичный был товарищ. Энергии в нём было и вагоном не вывезти. И стучал по всякой мелочевке и директору, и начальнику, что работяги чифирят, похмеляются, и просто пьют, и тащат с завода, что плохо лежит. Неприятный тип, что и говорить. Настолько неприятный, что рабочие не раз желали ему сломать шею во взмыленной беготне по цехам, складам и подсобным помещениям предприятия.