– Знаешь кто я? – вырвал неожиданно меня он из блаженного занятия разглядывания незнакомца.
– Не-а, – пробурлил я сквозь чай.
– Поэт, – звучно ответил он.
– Кто-кто? – поперхнулся я этим чаем – как-то болезненный образ Пушкина с картинки хрестоматии у меня никак не вязался с элегантным могучим видом Павла Дмитриевича.
– Вообще-то литературный критик и журналист, работаю в областном журнале. Но и как всякий художник слова не чужд я к занятиям поэзии. Сюда я приехал набрать материал для поэмы о воинах старины русской. По приданию, именно здесь воспитывался Никита Кожемяка.
И начал долго рассказывать о легендарном богатыре, цитировал былины, нараспев читал стихи. Было что-то завораживающее в этом легком, плавном повествовании, образы древних времен так и вставали ярко перед моими глазами. Виделись доспехи, слышались лязги мечей о щиты, ощущался даже запах мужского пота, витавший над полем брани. И весь рассказ я чувствовал то приятное напряжение в промежности, странно, но мне казалось, даже яички у меня пульсируют, когда Павел Дмитриевич рисовал, как богатыри сходились в рукопашной.
Затем он таинственно понизил голос:
– Знаешь, в одной потерянной былине, которой до нас дошли только обрывки, говорилось… – здесь он взял значительную паузы, во время которой у меня перехвалило дыхание, – … говорилось, что у Никиты Кожемяки был любовник…
– Любовница, – поправил я.
– Не, – возразил он мне, – мужчина…
– Он че, пидор? – вырвался у меня смешок.
– Ай-я-яй, Денис Батькович, как можно так выражаться и оскорблять людей? Не хорошо это. Гомосексуалист или, просто, гей, – укорил он меня, но глаза весело улыбались.
– Да ну, фигня это, – важно откинулся я на спинку стула, изображая всезнайку, – откуда в те времена геи? Они только что появились….
– Ну не скажи, – засмеялся он, – даже во времена библейские были. Помнишь выражение, Садом и Гоморра.
– Слыхал… – с такой же важностью бросил я.
– А знаешь, откуда оно взялось? – я пожал плечами. – Там все были Геи, поэтому эти города уничтожили.
– Зачем?
– Ну… – протянул Павел Дмитриевич, – наверное, Бог посчитал, что у них все равно не будет потомства и они вымрут. Так что рано или поздно…
– Странная логика, – вставил я.
– Что-то мы с тобой засиделись, – глянул он на часы, потом о чем-то мечтательно задумался. – Слушай, Дениска, не против со мной завтра побродить по окрестностям?