— Ты не понимаешь! — рычит мне в
лицо. — Я говорю: свали, исчезни, испарись из города! Иначе я
нарушу запрет, и тогда тебе точно конец, теперь понимаешь?
Мой пульс зашкаливает, этот человек
пугает меня, мне страшно. В ужасе совсем перестаю что-то
понимать.
Еле лепечу:
— К-ка-к-кой запрет? Вы… о чем?
Пелена злости сменяется
недоверием...
— Тебе что, родители про меня не
рассказывали?
Задумавшись, в устрашающих данных
обстоятельствах силюсь вспомнить хоть что-то, хоть один раз
услышанную в нашем доме фамилию Снежинский. Но нет, память
абсолютно чиста и никак не может воспроизвести тот момент, когда в
семье упоминали о Кае Викторовиче.
— Нет, — уверенно верчу головой. —
Быть может, вы обознались, — внезапная мысль осеняет меня, — и
спутали с кем-то? Так бывает. Ведь правда?
Ну же, пожалуйста, скажи, что это
так, и тогда все забудем, как страшный сон!
Уж я так точно постараюсь не
вспоминать этот кошмар...
На его лице отражается сомнение, он
смотрит на меня, мечется, в глазах вижу его терзания, внутреннюю
борьбу... Жесткий и бескомпромиссный или справедливый и
адекватный?.. Кай не знает, какую сторону выбрать, а после
спрашивает:
— Ты — Тараканова Майя, мать —
Стелла, отец — Олег, правильно? Приехала из Зеленогорска?
Все надежды, построенные мной за
секунды его сомнений, что все ошибка и я не тот человек, с которым
ему надо возиться, сводить счеты, рухнули в один миг, когда он
произнес свой вопрос. Ведь все, что он сказал, полностью
соответствует действительности.
Он читает положительный ответ в моих
глазах и, встряхнув меня, отталкивает. Чувствую себя какой-то
прокаженной, настолько он брезгливо это сделал. Слезы брызнули из
глаз, я резко отвернулась от него и побежала в ту комнату, которую
отвели мне. Хочу спрятаться, скрыться от этого ужасного человека,
который постоянно унижает и издевается надо мной!
Наконец достигнув желанной комнаты,
врываюсь туда и бегу к кровати, сил уже нет, падаю на нее и, не
сдерживаясь больше, реву в подушку, бью ее рукой, утыкаюсь лицом и
вновь плачу!
Да сколько же можно так надо мной
издеваться?! Я что, похожа на грушу для битья?! Захотел — отправил
в тюрьму, захотел — вызволил из нее! Герой, блин.
Замерла, почувствовав, как меня
гладят по волосам.
Всхлипнув последний раз, протерла
щеки от слез и медленно и осторожно оглянулась. Неужели я до него
достучалась? И для этого надо было довести меня до слез? Козел! Он
наконец пришел нормально поговорить?