— Глупости? Ты сам себя слышишь? — выронила и рук сумочку с украшениями, которая от удара о твёрдую поверхность разинула кожаную пасть. — Карен обнаглел до такой степени, что принёс в нашу постель венерическое заболевание, а когда я предъявила ему претензии, он избил меня и бросил истекать кровью посреди гостиной. Знаешь, где Макаелян был всё то время, пока я с трудом ползала между ванной комнатой и спальней, выбрасывая твоего внука? Он продолжал блядовать, появляясь дома только для того, чтобы помыться и кинуть в стирку одежду, пропахшую дешёвыми борделями.
— В семье всякое бывает, но больше Каренчик так не будет себя вести, — заверил меня отец, неловко поправляя галстук. — Я поговорю с Давидом. Он приструнит своего сына.
— Всего лишь приструнит? За синяки и убийство? А ребёнка Давит Гурамович сможет мне вернуть? Может он одним прикосновением вылечит меня от заразы? А как быть с уважением к супругу, когда тот вызывает лишь отвращение? Зажмуриться, расслабиться, а потом лечиться раз за разом? Сначала от венерической заразы, потом от бесплодия. Ты такую жизнь для меня хочешь, папа?
Выплёвывая слова, я ещё надеялась достучаться до него. Ведь роднее меня никого у него нет. Я же его кровиночка, а он своими руками отдаёт меня неуравновешенному эгоисту.
— Со временем всё забудется, а раскаяние Карена и подарки сотрут обиды, — уверено произнёс отец, как будто уже имел такой опыт. Хотя о чём я? Наверняка и у мамы возникали непримиримые претензии, которые решались за счёт дорогих подарков. Но я не мама.
— Нет. Я не вернусь к мужу, — опустилась на корточки и закинула в сумочку высыпавшиеся браслеты с заколками. — Я не собираюсь жить с человеком, посмевшим поднять на меня руку и спровоцировавшим избиением выкидыш.
Поднялась, подхватила чемоданы и пошла к лестнице, не обращая внимание на побагровевшее лицо папы. Обогнула по дуге испуганную маму, прилипшую к мраморному столбу. Обычно её смуглая кожа сейчас сливалась с белизной камня.
— Далеко собралась? — прогремел голос отца, поднимаясь раскатистым эхом под высоченный потолок.
— В свою комнату, — ответила, не поворачиваясь.
— В этом доме больше нет твоей комнаты, — с грохотом опустил кулак на стол папа, отчего со звоном подпрыгнула стоявшая посуда. — Либо ты возвращаешься в семью и ведёшь себя прилично, либо идёшь на улицу и живёшь как весь нищий сброд. Вряд ли Каренчик будет спонсировать твою блажь почувствовать себя свободной женщиной.