Ты моё наваждение - страница 2

Шрифт
Интервал


В воспоминании опять всплыла палата интенсивной терапии. Там, за стеклом, она – его Ириша. Вместо идеальной укладки – растрепанные по подушке волосы, вместо радостного, улыбчивого лица – странная серая маска с пустым безжизненным взглядом. Много мигающих приборов, капельницы, снующий медицинский персонал не добавляли позитива. Но он все смотрел и смотрел в окно, пытаясь понять, что же произошло. Как случилось так, что они оказались здесь? Но ответы никак не приходили. Врачи отмахивались. Медсестры кудахтали о том, кто же его туда пустил. А его девочка, его самый яркий лучик света угасал, Ира становилась всё безжизненнее. В тот момент он готов был разнести все отделение, но не хотел навредить любимой.

Макс прикрыл глаза, но тут же открыл их, боясь упустить что-то важное. И тут он встретился взглядом с Ирой. Легкая, слегка виноватая улыбка появилась на ее лице. В потухших глазах скопились слезы. В этот самый момент медсестра подошла к окну и начала закрывать жалюзи. Последнее, что видел Макс, это слезы на любимом, но таком неузнаваемом от происходящего, лице. «Я тебя люблю» - губами произнесла Ирина перед тем, как жалюзи опустились окончательно. Тут же Макса взяли под руки охранники, и вывели из больницы, которая больше была похожа на какой-то сарай. Он порывался перевести Иру в частную, хорошую больницу из этого странного заведения. Но не успел. На следующий день, когда он пришел навестить любимую, и передать ей, что обо всем договорился, его встретили на входе.

- Это вещи Ирины Леонидовны, - протянули пакет с непонятным содержимым ему сотрудники, - Нам очень жаль, но это было ожидаемо. Крепитесь. – сказала ему одна из женщин, и обе развернулись и ушли.

Воспоминания ранили и изводили. Он не верил, что это все случилось с ним. Но чем больше проходило времени, тем становилось только больнее. И теперь казалось, что ему приснилось не то, что Ирины больше нет, а то, что они были с ней счастливы. Будто в его жизни не могло просто появиться такого периода, будто он был рожден только для страданий, борьбы и боли. И именно это пережить было сложнее всего. Что счастье было настолько коротким, что даже появляются сомнения, было ли оно вообще. За сорок пять лет он был счастлив всего пару месяцев. Смешной срок. Но смеяться не хотелось.