.
Интересно, что наиболее «социалистические» розановские тирады взяты нами из «Семейного вопроса в России», из главки с характерным названием «Спор об убитом ребенке», что, в свою очередь, недвусмысленно связывает нашу проблематику со скандальнейшим ранним стихотворением Маяковского.
Проблемы семьи «в нашем краснофлагом строе» оказались столь же неразрешимыми, как и при «проклятом царизме». Поэтому неудивительно, что поэма «Про это» заканчивается знаменитой строфой:
Чтоб не было любви – служанки
замужеств,
похоти,
хлебов.
Постели прокляв,
встав с лежанки,
чтоб всей вселенной шла любовь.
Чтоб день,
который горем старящ,
не христарадничать, моля.
Чтоб вся
на первый крик:
– Товарищ! —
оборачивалась земля.
Здесь опять требует объяснения двойная христианско-«товарищеская» образность этого отрывка. И прежде всего слова «не христарадничать, моля». Вспомним P.O. Якобсона, указавшего в свое время на близость «Про это» и «Облака в штанах». Вот как «христарадничал, моля», там Маяковский:
Мария!
Поэт сонеты поет Тиане, а я —
весь из мяса,
человек весь —
тело твое прошу,
как просят христиане —
«хлеб наш насущный даждь нам днесь».
Мария – дай!
Л. Гинзбург записала: «Чуковский рассказал Боре (Бухштабу. – Л.К.), как Маяковский писал в Одессе «Облако в штанах» и читал Корнею Ивановичу наброски.
Там был отрывок, который начинался: «Мария, отдайся!»
– Что вы! – сказал Чуковский. – Кто теперь говорит женщине «отдайся»? – просто «дай!».
Так Маяковский создал знаменитое: Мария, дай.
Что осталось от генезиса этих стихов из похабной фразы Корнея. И никакого тут снижения, о котором так любят толковать. Пафос!»[75]
В строках из «Облака в штанах», которое, как видно, напрямую восходит к Розанову, перед нами чисто розановская инверсия – символ Тела и Крови Христовой – Евхаристия – превращается в реальное тело реальной женщины, заменяющей поэту «из мяса» «хлеб… насущный». Но это далеко не все. Так, в «Людях лунного света» мы находим, по-видимому, источник еще нескольких образов из интересующего нас отрывка «Про это»: «…духовенство всемирное с тех пор (с общины Иисуса. – Л.К.) имеет семью «как сбоку-припеку», «дозволенную» у нас, замененную «экономками и служанками» (у католиков)». Везде от семьи остались «поскребыши», «хлам». И чуть далее, говоря об идеале бесполости и христианского «убожества», Розанов пишет: «Плотская радость», «плотское счастье» – то «древо жизни» растет; тогда как в Евангелии оно уже нигде не «растет», – и чуть ниже, комментируя девство дщерей перводиаконов Филиппа и Николая, Розанов пишет: «Вот! Начинается этот культ «старых дев», маринад «похоти мужския и женския», который квасится в собственном уксусе, вместо того, чтобы давать лозу»