Опьяненная тем чувством, я не сразу различила позади себя топот скачущей лошади, а, когда всё же ясность вернулась к мыслям – я оглянулась и увидела Джеймса Кемелли. Стегая лошадь, он стремительно направлялся ко мне.
– Вы не силитесь скрывать хромоту, – мягко отозвался он, приблизившись, – так намного лучше!
Меня злило повышенное внимание к моему увечью. Было бы куда полезней, если б о нем не забывали Агостина и тётя Адалия, тогда бы не плелась я позади и сумела избежать того разговора. Пожалуй, Кемелли был единственным человеком, которого занимали чужие беды.
– С вашей стороны весьма странно заметить это и не заметить противоречия самому себе, – с улыбкой съязвила я.
Приторное лицо Джеймса выдавало заинтересованность. Он благородно сдерживал поводья, пока лошадь резво перебирала копытами, шагая вперед-назад.
– Продолжайте.
– Вы утверждали недавно, что не видите смысла в мелочах. А сами только и делаете, что ищите их в окружающем мире.
– Ничего подобного. Я попросту положил начало беседе, которая не имела бы и минуты развития, скажи я о чудесной погоде вместо вашей хромой ноги.
Слегка обескураженная речью, я замолчала. Джеймс спрыгнул с седла и взял поводья в руки. Мне вспомнились ярые возмущения Терезы в адрес лошади. Это был вороной конь фризской породы, достойный восхищения. Струясь черным гладким шелком, ровная шерстка отливала на солнце блеском, а густая волнистая грива и такой же густоты смоляной хвост едва не касались земли. Он был бесподобен! Если не считать бельма на чёрном глазу.
– Не хотите прокатиться?
– Как вы себе это представляете? Мне порой ходить сложно, не то что скакать верхом на лошади.
Джеймс издал незначительный тихий смешок.
– Леонардо да Винчи страдал дисплексией, но это не помешало ему написать «Джоконду».
Размышляя над словами Джеймса, я посмотрела вперед, где за ближайшим холмом почти скрылись тётя Адалия и синьора Агостина. Мной обуревало желание воспользоваться предложением Кемелли, но угадывая, как отнесутся обе семьи к моей дружбе с отродьем преисподней, не говоря уже о Летиции, изнемогающей от любви к Джеймсу, я сочла нужным отказать своим желаниям.
– Наверно, вы назовёте меня безвольной, но я не Леонардо да Винчи…
Уголки его бескровного рта медленно поползли вверх: отвратительная гримаса насмешки на лице Джеймса Кемелли несопоставима ни с чем!