– Пойду распакуюсь! – Машка волочет по коридору сумку, чувствуя, как прогибаются под ногами и поскрипывают рассохшиеся паркетины. – Кликнешь меня, когда придет папа?
– Не придешь ко мне поболтать на кухню? Рассказать, что у тебя происходит, что выбрала на следующий год?
– Мам, да я тебе по телефону сто раз уж про все рассказывала!
– По телефону не то. По телефону разве про все расскажешь?
Машка вздыхает. Нет, она, конечно, очень любит маму. Но, честно сказать, в первые дни после приезда с ней бывает нелегко.
– Хорошо. Но дай мне сперва хоть в туалет сходить и умыться.
Она долго плескалась и строила зеркалу дурацкие рожи. Вот вам всем! Как в нее можно не влюбиться, когда она так улыбается? Кто перед ней устоит?!
– Как Никита?
– Никита хорошо. На прошлой неделе мы у них были. Маленькие такие забавные! Хотя какие они маленькие! Старшему на будущий год уже в школу.
– Не может быть! А куда? К нам, в Святичи? Было б здорово! Я б за ним присмотрела. Все ж таки племянник родной.
– Нет, в Крутичи. Так Света хочет. Говорит, все-таки поближе.
– А смысл? Навещать же все равно не дадут! Она что, не в курсе, какая про эти Крутичи слава? Мы туда на соревнования ездили – сыро, неуютно! Болота кругом. Речка, правда, рядом, но все равно она за территорией. Не, завтра первым делом побегу к Никите. Пока меня в работу не запрягли, попробую им мозги вправить.
– Попробуй. Меня они вряд ли послушают. Учти только, что Света сама из Крутичей. Она-то на них другими глазами смотрит.
– И что?! Какая разница, где кто учился! Есть же ведь объективная реальность. Все знают, что наша школа… – Она не заметила, как хлопнула дверь. Спохватилась, только услышав над ухом:
– Маруська, побойся Бога! Выкинь хоть на пару месяцев школу из головы! Ну, приди в себя, ты же дома.
– Папа! – Она вскочила и повисла у него на шее.
Отец устоял, хоть и болезненно сморщился. Расцепил Машкины руки и аккуратно поставил ее на пол.
– Потише, ведь убьешь ненароком.
А раньше всегда говорил «задушишь», вспомнилось Машке.
– Пап, что они тебе сказали про сердце?
– Стучит, куда оно денется? А что они могут сказать? Следить надо за собой, беречься, не волноваться. Я их спрашиваю: «А жить за меня тогда Пушкин станет?» Не дают ответа. От общественных, правда, освободили.
– Да что ты?! Надолго? Значит, думают, с тобой что-нибудь серьезное? – Мамины руки опускаются, голос сразу начинает дрожать.