На столе уже бутылка Absolut’a и две рюмки – видимо, Банане не раз встречает гостей таким образом и действия по скромной сервировке у него доведены до автоматизма. Уже при мне он извлекает из холодильника трёхлитровую банку засоленных огурцов. Вот и вся закуска.
– На мою самку не обращай внимания, сам знаешь, их дело какое, – говорит Банане, разливая по рюмкам водку.
– Самку? – переспрашиваю, рассеянно наблюдая, как жидкость растекается по сосудам.
– А ты что, не знал? Люди делятся на самцов и самок. Самки отличаются тем, что у них нет яиц. Самок гораздо больше, потому что и среди самцов они есть. Правда, бывает, и среди самок самцы попадаются… Ну, будем! – выпивает Банане и подцепляет пальцами огурец из банки.
На кухне душно, тёплая водка разливается подавляющим всякое стремление жаром. Банане покрывается красными пятнами, но наливает ещё.
– Скажи, – не удерживаюсь, – а вот то, что мы в середине дня водку пьём, не помеха твоему роману?
Банане размышляет:
– Знаешь, мысли об Абсолюте и Большой Любви не мешают пить из горла литровый Absolut и ебстись на кафеле, – кивает за стену, – вот с ней. Процессы протекают параллельно. За Абсолют, в общем.
Вновь пьем, и я с разрешения хозяина закуриваю. Дым кажется чересчур едким и дерет горло…
– Так я же тебе почитать обещал, – вспоминает, – так… сейчас!
Выходит, оставляя меня один на один с табачным дымом, но вскоре появляется с кипой исписанных бумаг:
– Всё я тебе читать не буду, начну со вчерашнего.
Наливает водку, откашливается, садится на табурет и начинает:
«Замечательная вещь – женская грудь! И детишек покормить, и мужу поиграться»
– Хотя нет, не этот кусок, – мямлит краснеющий Банане и шуршит страницами, – ну, вот, хотя бы:
«После бурной ночи с Настасьей Гриня утвердился в своей давней мысли – он окончательно согласился с собой, что есть женщины простые, как соединительный карабин, к звену защёлкивающиеся без всяких проблем, и есть сложные – которых, как мокрую синтетическую верёвку, нужно суметь связать хитрым узлом, чтобы не развязалась и не выскользнула…»
– Тут вот пока этого нет, – Банане прерывает чтение, – но я потом добавлю, что нагота красива, всякая одежда скрывает естество природы и делает барышень неуклюжими. Ну, давай! «За красоту!»
Пьем, Банане продолжает говорить, жуя огурец и одновременно наливая: