Пьер Троицки был единственным, кто видел этот исключительно интимный и не предназначенный для других взгляд вечности.
Перед тем как Пьер унёс Мефистофеля, Аманда спросила его, стоя на пороге мастерской: – Скажите напоследок, почему Вы ходите без обуви?
– Я убежден, что перед тем, как увидеть истинное творчество, нужно оставить всё лишнее позади – поэтому снял обувь перед входом в Вашу мастерскую.
– Никогда о таком не слышала. Если Вам будет тяжело его нести – скажите. Я могу Вам помочь.
– В этом нет необходимости, я могу нести его сам. Хотя, когда я впервые его увидел, то был уверен, что не смогу его даже с места сдвинуть.
– Да, он не такой, каким кажется. Прошу Вас, не забывайте следить за ним. Ему необходим уход, хотя бы изредка.
– Конечно, не волнуйтесь. Я очень трепетно отношусь к искусству. Ваше творение будет главным украшением, я бы даже сказал, венцом моей коллекции. И уход за ним будет соответствующий.
– Пьер, а как же шляпа и трость? Вы их оставили на диванчике. Сейчас, я принесу!
– Аманда, пусть они останутся у вас, для меня будет повод ещё раз вернуться к Вам и Вашим шедеврам! Я уже присмотрел несколько картин! Кстати, я совсем забыл – деньги за Мефистофеля уже должны быть у вас на счету. Вы могли бы проверить счёт перед тем, как я уеду?
– Езжайте, в случае чего я позвоню вам.
– Тогда до скорого, милая Аманда!
Пьер с трудом загрузил Мефистофеля в свою машину, потом уселся за руль, со второго раза завёл мотор и неспешно покинул пределы самой очаровательной улицы Ниццы.
Аманда осталась в абсолютном, и от этого непередаваемом, одиночестве. Мефистофель был последним из того, что ей можно было потерять в этой жизни. Возможно, свобода – это когда уже нечего терять.
Как никогда свободная от всего, она по-прежнему смотрела на то, что не было видно, и слушала то, чего не было слышно, пробуя на вкус то, что вкуса не имело.
Когда она вернулась в мастерскую, раздался звонок. Она ожидала услышать Пьера, но раздался женский голос:
– Добрый вечер, могу ли я услышать Аманду Дюбари?
– Это я.
– Надеюсь, я Вас не потревожила, меня зовут Сара Чапкиз. Вашему отцу нужна Ваша помощь. Вы могли бы приехать?
– Отцу? Господи, он жив! А что с ним случилось?
– Он болен, но при этом с ним всё в порядке. Я не хотела бы говорить об этом по телефону. Вы могли бы приехать в Берн?