– Так когда тренировать? Год остается. Память – это же не гири.
– Всё равно можно чего-то добиться, – поддержал свою половину Егор Егорович. – Не совсем же ты колода.
– У меня хорошая музыкальная память, – встал на свою защиту Сергей.
– Ну, хоть что-то. Куда бы еще её пристроить.
Да, всё непросто. Хорошо, что появился хоть какой-то просвет: он вошёл в состав вокально-инструментальной группы. Это сулило при известном везении какое-то материальное благо, кроме всего прочего. В ансамбле было вместе с Сергеем пять человек: гитара, труба, тромбон, баян и большой барабан, без которого руководитель бригады Тимур Косов не мыслил успеха. Тем более, что исполнять планировалось как современную музыку, так и старые народные песни, чтобы был спрос на «Мандарин», как называлась группа, в любой аудитории. Тимур бредил особенно большим барабаном, который бы покорил сердца всех слушателей-зрителей. Он однажды видел выступление ансамбля волынщиков, где четверо играли на волынках, а пятый без устали в такт им лупил в большой барабан, ростом выше его самого. Получалось классно! Тимур был сражен и понял, что без такого барабана скорой славы им не заработать. Хотя возникала при этом и проблема: как с таким инструментом ездить на гастроли, когда слава обрушится на «Мандарин»? Его трудно протащить через двери, не говоря уже о том, чтобы разместить, например, в микроавтобусе. Но решение этой задачи пока было отложено на потом.
– Эх, жалко, что ты не хочешь на рыбалку, – огорченно сказал Василий, – одному неинтересно.
– Так у меня сегодня репетиция, – примирительно ответил брат. – Уже через полчаса. За налимами уж как-нибудь в другой раз. Может, еще и потеплеет; сейчас-то климат что-то не очень подходящий.
За воротами послышалось приглушенное урчание автомобиля, затем сигнал клаксона.
– Ну вот, за мной уже приехали.
Сергей на всякий случай выглянул из калитки, помахал рукой и через пару минут, вооружившись баяном, отбыл на репетицию группы «Мандарин».
***
У Ленки забот прибавилось: кроме того, что предстояло окончить девятый класс с его экзаменом, вечером надо было заниматься с сестрой. Дарья уже с осени ходила в детский сад. Мария Васильевна, вышедшая на работу еще в начале лета, когда у старших детей начались каникулы, теперь будила Моль рано, что очень ей не нравилось: она начинала хныкать и кричать, что пусть все идут на работу, а ей там не нравится и старалась забраться подальше под одеяло. Но суровая данность жизни диктовала свои правила и бесполезно было в одиночку биться против этих дрянных правил. По темным и холодным зимним утрам подниматься было особенно невыносимо. Все сочувствовали младшей, но ничего поделать не могли. Полусонную Дарью одевали, обували, устраивали в машине на коленях у Марии Васильевны и Егор Егорович доставлял пассажиров к детсаду, где Дарью раздевали и сдавали на попечение воспитателей. И сколько же непроспавшихся юных граждан везли в этот ранний час на работу! Машины шли туда одна за другой. Буквально вот одна за другой! Но не у всех были автомобили, ах, не у всех! Ничего нельзя поделать. Тогда малых усаживали на санки и в метель, и в трескучий мороз везли по нечищеным склизким обочинам. Вечером – обратно. Иногда по полкилометра и больше. Где же при таких обстоятельствах набраться здоровья и не досаждать педиатрам? Оно, конечно – сибиряки, но не до такой же степени! Чай, не пингвины. Дарья, случалось, тоже прихварывала.