– Так, господа-товарищи, вы слышали! – закричал дежурный лейтенант. – Попрошу вас!..
Публика, стараясь особо не спешить, чтобы никто не подумал, будто мы кого-то тут боимся, начала расходиться. Под машину полезли механики. Чернецкий уселся обратно в свое кресло. Гилевич что-то говорил командиру, тот неопределенно пожимал плечами.
Из заднего люка выгружались геологи, имея вид, как обычно, загадочный и слегка пренебрежительный. Люди отважной профессии, что с них взять. Один из них сообщил мне:
– Если вашему начальству интересно мнение специалиста, лично я – за напалм. А не выгорит – и черт с ним. Еще семерых покойников экспедиция просто не выдержит. Если вы понимаете, о чем я.
И ушел, не интересуясь, понимаю я или нет.
Появился доктор Шалыгин, плечистый, бритоголовый и необъяснимо уютный человечище, – и сразу все расслабились, задышали свободнее. Давно замечено: рядом с нашим главврачом даже полковник становится временно похож на человека. Доктор осмотрел Чернецкого, мазнул каким-то препаратом по его ссадине, одобрительно хлопнул летчика по плечу и повернулся ко мне:
– Ну хотя бы вы в порядке. На вождя поглядывайте, ладно? Какой-то он задумчивый. Увидите, что потеет, – зовите меня сразу.
– Дочка на него давит, вот и задумчивый, – ляпнул я в сердцах.
И тут же выругал себя за проявленную слабость. А с другой стороны, кому жаловаться, как не главврачу экспедиции. Иногда очень надо просто нажаловаться. Я ведь не каменный и чертовски соскучился по обычному человеческому разговору с соотечественниками. Увы, со мной мало кто готов откровенничать и в принципе нормально общаться. Парадокс: я на дежурствах во дворце вождя отдыхаю душой, а в нашем лагере – устаю.
– Ах, дочка… Младшая? Сочувствую, – протянул доктор. – Редкостный соблазн. Замечательная девушка. Хорошо бы ее в Москву вывезти, подучить немного, чего она тут пропадает… А может, Тунгус к вам в родичи метит, а, советник? Или у вас не тот уровень?
Я счел за лучшее многозначительно промолчать.
На самом деле, насколько я знаю вождя, ему симпатичен Чернецкий. Просто нравится. Тунгус прямо весь просветлел, когда тот отправился геройствовать: не ошибся, значит, в человеке. Но в зятья Чернецкий уровнем не вышел. Он способен думать, как вождь, однако вождем никогда не станет. Это трудно объяснить, надо просто принять. Не важно, что у тебя хватит сил свернуть горы; важно, что ты завоевал право на поступок и ни с кем не будешь делить ответственность. А то дадут тебе по шее и скажут: не балуйся, мальчик. И не пустят горы сворачивать. Если смотреть объективно, даже у полковника уровень не тот…