Разве такое можно забыть? Видимо, Егор Васильевич считает, что всё можно купить. Только что он едва меня не отымел за должность стриптизерши, а теперь предлагает мне деньги за молчание? Более испорченного и циничного человека я ещё не встречала, а он говорил это на полном серьёзе.
– Мне ничего от вас не нужно. Можно я домой поеду?
– Нет, не можно! Ты примешь мои извинения и поклянёшься, что Маша никогда не узнает о том, что произошло в этом кабинете!
– А то что? – с вызовом бросила я ему в лицо.
Голубые глаза, смотревшие на меня с толикой сожаления, мгновенно сузились и стали холодными, а лицо скрылось под непроницаемой маской. Я тут же пожалела о том, что посмела дерзить Егору Васильевичу.
– Я ведь и по-плохому могу, девочка! – пригрозил он. – И ты об этом знаешь не хуже меня.
– Хорошо, я ничего не скажу Маше, клянусь! – сдалась я, подняв ладонь для убедительности. – Довольны?
– Вполне! Но если обманешь, я тебя из-под земли достану, и тогда пеняй на себя! – Егор Васильевич поднялся на ноги и отступил на шаг. Дышать стало легче. Неужели сейчас меня отпустят, наконец? – Налички нет, я сделаю перевод по номеру телефона, – сообщил он, вытащив из внутреннего кармана пиджака свой мобильный.
– Не надо, Егор Васильевич, правда...
– Номер говори! – резко оборвал он меня.
Что за человек? Мне пришлось продиктовать номер своего телефона, лишь бы только он отстал от меня поскорее.
– Завтра тебе позвонит менеджер, и вы обсудите с ним график работы.
– Хорошо, – выдохнула я, соглашаясь на всё на свете.
Конечно же, я не собиралась работать у Романова. Я что, дура, что ли? После такого я надеялась, что вообще больше никогда его не увижу. Пусть выпустит меня отсюда, больше мне от него ничего не надо.
– Пап! – раздался голос подруги за дверью, и я забыла, как дышать. – У вас всё хорошо?
Сейчас она увидит меня заплаканную, в разорванной одежде и спросит, что случилось. И что мне ей отвечать?
Вот он момент, которого я боялся!
Сейчас Маша увидит свою помятую подружку, зарёванную, в рваной блузке и с засосом на шее, и я охренею оправдываться. Ну, не Женя же будет лапшу ей на уши вешать?
На девчонке и так лица не было, а теперь, когда в дверь начала ломиться Маша, она и вовсе в диван вросла. Господи, да она два слова связать не в состоянии, какие тут могут быть отмазки из её уст?