Повар. Спасибо, мой фюрер!.. Я рад служить!..
Гитлер. Ну… Не стоит… Пойди, съешь лучше… жареной печени…
Повар. Нет, мой фюрер! Спасибо!.. Отныне я, как вы… Я больше не ем мяса!..
Гитлер. А ты знаешь… – я все-таки хочу, – я настаиваю: пойди, принеси сюда… много мяса, белого вина – и ешь…
Повар. Но, мой фюрер…
Гитлер. Это – приказ…
Повар. Мой фюрер…
Гитлер. Что?! Что такое?!.. Ты – еврей?! Нет?!..
Повар. Нет!.. Мой фюрер…
Гитлер. Тогда – если ты не еврей – почему ты отказываешься есть мясо, – которое еще совсем недавно ты пожирал, – поглощал с такой… готовностью; аппетитом; жадностью?!.. Почему, – отчего ты так быстро меняешь свои убеждения?!.. Нет, – ты еврей, – ты самый настоящий… Иудей!.. Твой нос!..
Повар. Мой фюрер…
Гитлер. Твой нос!.. Твои… загибающиеся – слишком смуглые, слишком… изящные ресницы… глаза!.. Ты… Я…
Повар. Но, мой фюрер…
Гитлер. Вон! Вон!.. Подлая, лживая… Лживая еврейская свинья!.. Зараза!.. Мерзость!.. Вон! И сейчас же вернуться с полным блюдом копченого – жареного… тушеного мяса – трупа!.. И бутылку белого вина!.. Вина, я сказал!..
Повар исчезает.
Гитлер. Мне долго пришлось идти к вегетарианству… Во-первых, у меня начались проблемы с поджелудочной железой… Вечерами – когда я трудился, писал и размышлял при свете ночной лампы, – меня мучила изжога. За окном кричали сверчки… В детстве с остальными мальчишками я ходил купаться на озеро… Там, где я жил, было небольшое озеро… Однажды кто-то из нас поплыл к другому берегу. По берегам росла осока, камыш… Мы купались обнаженные, – совершенно естественные… Проплывая, он – тот, кто плыл на другой берег – увидел какой-то предмет, который качался на поверхности воды. Это было похоже на буй… Это оказалось утопленником. Его головой… Мы стали подплывать к нему и смотреть… Никто из нас не хотел плыть туда. Но никто не хотел показать, что он трусит… Мы плавали рядом. Под водой было видно раздувшееся тело, живот… Челка – волосы – колыхались… Я нарочно не хотел смотреть в лицо. Когда мой взгляд доходил до лица, и я начинал различать что-то такое фиолетовое, почти лишенное формы, – я тут же закрывал глаза… Я думаю, никто из нас не хотел плавать там, рядом с этим раздувшимся телом. Но мы продолжали плавать, отфыркиваться и всем своим видом показывать, что нам всё равно, что мы нисколько не боимся… Я ел сухую, полукопченую колбасу; я давился не прожаренными как следует котлетами в общественных столовых – и я всегда страдал изжогой. И отвращением!.. Это были тяжелые времена… Это было время становления… Я стал презирать людей, которые с такой жадностью набрасывались на мясо. Я чувствовал в себе какой-то аристократизм, – какое-то… пищевое превосходство. Когда я перешел к вегетарианству… Мне нравилось думать, что хоть в чем-то, – хотя бы в такой малости я превосхожу тех, кто рядом со мной… Но, честное слово, я никак окончательно не могу уйти от этого! Мне всё время хочется мяса!.. Я вижу этих людей – как переваливаются складки на их бритых затылках, шеях, когда они едят, – и я… Неужели я всего лишь – пошлое, грубое животное?!.. Неужели я никогда не смогу стать тем… кем мне предназначено быть!?..