Никогда не ленился, водку не пил, книгами умными увлекался да математикой. Шаг за шагом, и к пятидесяти годам дорос до директора Сибирско-Азиатского банка. Был он очень требовательным, человеком дела. Любил порядок во всём. Многие его боялись, но всё же уважали. Имел Григорий грамоты благодарственные от царя-батюшки, которые в аккурат надо мной и висели. Наверное, за всю историю никто ко мне так не относился: хозяин меня лелеял и за мной следил, никогда горячего не ставил. Даже чернильницу держал в специальном блюдце. Если чернила и разольются, то до меня не достанут.
Размещен был я в кабинете, в окружении красавцев стульев и шкафов. Все выделялись вогнуто-прогнутыми формами с изящной резьбой. Любил наш хозяин изогнутые формы, хотя сам был прямолинейным. В кабинет к себе никого, кроме детей, не пускал. Те, гурьбой, любили залезть под меня и с восторгом рассматривали все узоры. Женщины иногда бранились, боясь какой-нибудь детской пакости, а Григорий, наоборот, хотел, чтобы дети сызмальства привыкали к красивому да в будущем толк в искусстве знали. Мне нравилось их укрывать собою. Сразу ощущалась сила, и появлялось чувство гордости. Иногда даже думал, не дай Бог, конечно, если что-то сверху рухнет, у меня хватит прочности ребят уберечь.
Это были мои первые дни на белом свете в виде стола. Жизнь прекрасна! Банкир часто засиживался до глубокой ночи: ответственность заставляла. Не могу я не упомянуть ещё об одном его качестве – это меценатство.
Не боялся он жертвовать деньги, повторяя: «С собой туда не унесёшь, а помогать Господь велел» или «У гробов карманов нет». Помогал он больницам, и железную дорогу не без его участия строили. Помогал немощным. Зато всяких попрошаек да тунеядцев, что на опохмел копеечку просили, велел гнать со двора поганой метлой.
Несмотря на столь высокий статус, не боялся он за топор, пилу или рубанок взяться. Всё у него в руках играло. Наверное, я зря об этом начал, ведь опять по живому.
В одной из своих поездок в столицу увидал он дверь в терем какой-то. Дверь огромная, двухстворчатая, метра три шириной и, может, шесть высотой. Из прочного дерева, веса тяжеленного, а открывалась та дверь одним пальцем. Была она делом рук каких-то немецких мастеров.
И «заболел» Григорий идеей себе такую дверь установить. Нашёл он одного мастера и взял его с собой в столицу. Кормил, поил за свой счёт. Тот дня два дверь изучал да чертежи делал, а по возращению немедля за работу взялся. Только до конца не достроил – помер. Так, Григорий по тем чертежам сам и завершил дело. А мастера похоронил как положено; деньги, что за работу обещал, все до копеечки вдове отдал.