Огромным достоинством Михаила Булгакова является его высокопрофессиональное владение приемами изложения. В противовес многим его коллегам и тем более последователям, в его книгах вы не встретите скабрезных слов и описаний, тошнотворных грубостей и ругательств. Автор умело и тонко обходит стороной все непристойности («Персиков отошел, ворча сквозь зубы какие-то бранные слова.», произнес четыре слова, совершенно невероятных и вызванных сводящим с ума страхом. или уж в крайнем случае «Затем страшная матерная ругань перекатывалась в воздухе и чей-то визгливый голос кричал» («Роковые яйца 1924 г,), „Когда его отводили спать, он, пошатываясь в руках Борменталя, очень нежно и мелодически ругался скверными словами, выговаривая их с трудом.“ („Собачье сердце“ 1925 г.)
В рассказах Булгакова в разных ракурсах решается одна и та же проблема, которая волновала писателя всю жизнь – это долг, честь и назначение человека на земле, его миссия в жизни. Именно эти аспекты раскрывают особенности языка и стилистики писателя. С тех пор, как были написаны эти рассказы, прошел почти век, а эпоха, в которой жили герои, ассоциируются с нашим временем, таким же хаотичным и жестоким. Наверное, поэтому в сегодняшней России есть огромное желание читать Булгакова; к его произведениям обращаются и мастера кино.
Булгаков старался избегать журналистских и писательских штампов, никогда не напускал на своих страницах тумана, даже с чисто утилитарной целью обойти цензурные капканы. Булгаков начинал с достаточно традиционного бытописательства, пусть и осложненного модернистскими влияниями, в „Записках юного врача“ и московских фельетонах. Однако с концом эпохи нэпа цензурно приемлемым стало только описание „нового быта“ и „нового человека“. Булгакову неоднократно безуспешно предлагали написать „коммунистические достижения или успехи коллективизации“, прославляющие „великие стройки“ пятилетки. В ответ писатель в пьесе „Адам и Ева“ превосходно спародировал зачин халтурного „колхозного романа“: „Там, где некогда тощую землю бороздили землистые лица крестьян князя Барятинского, ныне показались свежие щечки колхозниц.“
Конец ознакомительного фрагмента.