– Ильич, – уверено кивнула Софья.
– … – Василий закрыл глаза и издал
звук средний между криком и стоном. – Ильич, да… И в общем, этот
молодой человек спас тебя. «Скормил» тебе моровую пыль,
сделав магом. Отдал свой магобой и магический цветочек, а
потом, снабдив охраной, отправил к Стене…
– Верно, – кивнула Софья, сохраняя
каменное выражение лица.
Василий опомнился – и усилием воли
свернул клокочущую внутри злобу.
– Сонечка, милая, ты только не
подумай, что я на тебя злюсь. Я злюсь на ситуацию, на Батуринского
выродка и на Батуриных в целом, на цвергов, на
резервацию, на дружинников, на Михаила этого же…
Софья все это проигнорировала,
решительно уставившись в точку на шее графа, сказала:
– Отец, я хочу быть боевым магом.
– Тебе мало, милая, приключений –
может цветочки сажать и с погодой работать? – он сам понимал
глупость своего же предложения.
Если в семье есть маг – он должен
быть боевым. За положение нужно сражаться. Если вы высоко
– вам нужно быть еще сильнее, чтобы не скинули и не пережевали.
Так было – так будет.
Сам Василий всю жизнь воевал. Так или
иначе. Там у Османской границы или здесь с дворянскими
вырожденцами. И знал, что будет воевать и его сын Иван.
Замечательно если Софья сможет прикрыть, но… Что это за жизнь для
барышни?
– Я хочу уметь отвечать, – она
посмотрела на свою ладонь, сжала ее и создала на пальце огонек. –
Уметь бить…
Это очень странная формулировка
воодушевила графа, подарила тепло – напомнила о том, как сам он
спрашивал своего отца: «А можно меня так научить, чтобы я мог
любого убить?».
– Я могу сдать тебя лучшему учителю,
– предложил Василий.
– Учи сам.
И по решительности в ее глазах ему
стало понятно, спорить глупо.
Он кивнул:
– Хорошо, Сонь.
– Отец, мы же поможем как-то Михаилу?
– сменила она тему.
– С чем?
– Он сказал, что у него проблемы с
семьей.
– Поможем обязательно… Потом догоним
и еще раз поможем.
– Отец! – возмутилась она. – Мы
должны. На нас долг!
– Подойди, Сонь.
Послушалась; он порывисто обнял ее и
чмокнул в макушку.
– Ты уже такая взрослая. Все иди.
Разберемся. Обиженным никто не уйдет. Позови дядю Бранимира.
Оставшись наедине, Василий выпустил
злость.
Стол оплавился.
Дать бы волю этой злобе полностью,
взять из хранилища семьи артефактик да подойти к поместью Батуриных
на своих двоих – да зашвырнуть четырехранговым заклятьем по домику,
чтобы ни одной твари в живых не оставить этому миру, чтобы и
Батуриных, и домика этого и не существовало вовсе.