И тут в области моего филея вспыхнула адская боль. Я, насколько
мог, повернулся и увидел, что голова этого существа до сих пор
жива, она неведомым образом подпрыгнула, вцепилась зубами мне в
задницу и повисла на ней, как бультерьер.
Я заорал, снова отбросил девицу, оторвал от себя голову и
швырнул ее на пол.
Она разбилась, как фарфоровая ваза, и с таким же звоном.
Удивляться было некогда. Я понял, что нужно делать, подхватил
опять побежавшую на меня девицу, поднял ее как можно выше и тоже
бросил вниз.
Туловище оказалось сделано из того же материала, что и голова.
Прочного, но хрупкого. Оно разлетелось на несколько больших кусков
и на уйму кусков поменьше.
Тут же в палатку заскочили люди – вооруженная охрана. Мечи
вытащены из ножен, физиономии – злые и озабоченные. Двое держали в
руках факелы. При их свете стало ясно, что все уже закончилось.
Я не силен в магии, но понял, что нападала ожившая кукла.
Человеческого роста, одетая в платье, но – кукла. Поэтому так легко
разбилась. Нарисованное лицо почти осталось целым, и я увидел, что
она – красивая кукла.
Потом в шатер ворвался князь, тоже с мечом, Маша-врач,
Вероника-колдунья, и еще тьма народу. Набились, как в автобус в час
пик. Сначала было тихо, потом все начали шептаться, а затем
разговаривать, не понижая голоса.
– Что случилось? – рявкнул князь, восстановив тишину.
– Меня пытались убить! – я развел руками.
– Вижу, – сухо сказал князь, разглядывая обломки, – а что это за
тварь?
Вероника подняла осколок и повертела в руках.
– Ожившая кукла, – сообщила она. – Рептилоиды ненадолго вдохнули
в нее жизнь и направили сюда.
– Ясно, – мрачно ответил князь, потом глянул мне за спину.
– Ты что, ранен?
Я вспомнил, что меня укусили. Вспомнил – и мое заднее место
нестерпимо заболело. Даже кровь немного потекла.
– Перевязать и подлечить, – скомандовал Маше князь, а потом,
жестом выгнав всех наружу, снова повернулся ко мне.
– Завтра, как я освобожусь, зайдешь ко мне. Надо поговорить.
Похоже, в лагере предатель, – сказал он и быстрым шагом вышел из
палатки.
Утром ровно в семь, одновременно с будильником, меня разбудили
звуки трубы. Пионерская зорька, блин. Хорошо, хоть предупредили о
ней, а то б вскочил, не понимая, куда бежать. Но теперь знаю, что
никуда бежать не надо.
Потянулся, встал, умылся. Вышел на улицу. Слуги бегают,
суетятся. Коллег бояр не видно. Да и не нужны они. Ничего путного
не скажут. Небось ненавидят меня, как выскочку. Филей уже не болел.
Маша ночью намазала его какой-то мазью, перевязывать не стала,
сказав, что не нужно. Права оказалась.