– И умрешь здесь от голода и
холода? Кончай Хатико из себя строить!
Вадим подхватил меня на руки и, как
куль, запихнул в машину.
– Ты! Ты! – задыхаясь от
возмущения, я не знала, что сказать. Однако Вадим не стал ждать, пока ко мне
вернется дар речи. Он наклонился, пристегнул меня ремнем безопасности и рванул
с места.
Все, что он говорил, было логично,
но гадкое ощущение, что я бросила друга в беде, только усиливалось. Я снова
почувствовала себя одинокой и беспомощной, как какой-нибудь выброшенный на
помойку котенок. Как мой Анчи, который наверняка замерзнет где-то в лесу…
А я предатель… И замаячившая впереди
белая полоса жизни стала сереть на глазах. Надежда на то, что я выгреблась из
проблем, таяла на глазах. Они снова начали наваливаться комом.
– Малыш! Раз мы уже женаты, нет
смысла селить тебя на квартире. Будем жить в нашем доме, – уже въезжая в
Москву, заявил Вадим.
– Вадим, не думаю, что твои
родственники обрадуются. Ты же мне обещал, что мы пока будем друзьями. Но как
ты им объяснишь, что мы спим отдельно? – я и так была подавлена пропажей
Анчи, а тут еще сюрприз со знаком «минус».
– Никому я ничего не собираюсь
объяснять. Ты моя жена, и это решает все наши проблемы!
По лицу Вадима скользнула какая-то
нехорошая улыбка. Или мне показалось? Но мои проблемы таким образом не очень-то
разрешатся. Он будет на работе, а я целый день с незнакомыми родственниками!
Все неправильно! Все шиворот навыворот! И если я им не понравлюсь…
Однако мои опасения не
подтвердились. Вроде бы… Встретили почти радушно.
– Так вот ты какая, Изабель….
Проходи- проходи, – растянула губы в приветливую ниточку дама лет сорока с
хвостиком. Это на вид. А по идее, ей должно быть больше, потому что у нее два
своих хвостика в виде великовозрастных дочери и сына. Вадиму тридцать. А его
сестре не знаю сколько, потому что дома наряжаться, как праздничная елка, может
и тридцатилетняя прожигательница жизни, и юная девица, не обремененная
заботами.
– Ну привет, родственница!
Просто замечательно, что Вадим нашел тебя! – она одарила меня взглядом, в
котором читалась такая радость, будто она всю жизнь мечтала породниться с
нищенкой из провинции. Хотя то, как она потом напряженно поджала губы, давало
повод усомниться в ее искренности.